— Здравствуй, свет наш Евграфушка. Почем нынче дровишки?
— Где мне знать: не покупал, не продавал.
— Сам видел…
— Э, — махнул рукой Евграф, — отнес охапочку одной вдовице.
— А ключи-то от сундуков ты мне отдашь? Намедни отец Лаврентий приказал, чтоб ключи от сундуков у тебя забрать.
Евграф протянул ему связку ключей.
Дьячок сунул ключи в карман, притворно вздохнул, похлопал по плечу Евграфа и сказал:
— Махни рукой, браток, на суету мирскую и пойдем ко мне, обмоем твою душу грешную — друзьями будем…
Домой Евграф вернулся за полночь. В стельку пьяный. Сел на лавку и уронил голову на грудь. Жена хотела раздеть его и уложить в постель, но он с решительным и вроде бы даже не пьяным видом отстранил ее. Сидит, сидит, склонит голову чуть ли не до пола, встрепенется и пробормочет:
— Да-а…
Помолчит-помолчит, да и вскрикнет:
— Да!
Потом с угрозой:
— Да-ааа?!
Так, не раздеваясь, и уснул на лавке.
3
— Станция «Березай» — кому надо вылезай! — выкрикнул неугомонный говорун в красном нагольном полушубке, выходя из вагона впереди аловцев, доехавших до Симбирска.
Состоятельных пассажиров, ставших седоками, умчали по звонкому гололеду городские извозчики.
Гурьян взглянул на привокзальные большие круглые часы на столбе, похожие на опрокинутое набок лукошко, и заметил:
— Кондуктор правду нам сказал: приехали мы ровно в шесть утра…
Порасспросив у проходящего мимо них носильщика дорогу, аловцы пошли в лениво, словно нехотя пробуждающийся город. Паровоз, домчавший их сюда, глубоко и тяжело вздохнул им вслед.
Вступая в жаркий спор у каждого поворота, три товарища до рассвета проплутали переулками да закоулками пригорода, где вперемешку с приземистыми старыми избушками стояли каменные купеческие лабазы, и вышли на широкую слободскую улицу.
Гурьян обратил внимание своих друзей на замысловато расписанную вывеску трактира.
— Не мешало бы позавтракать, — сказал Афоня.
— Дорого, поди, там все, — пророкотал насупившийся Аристарх.
— Зайдем — узнаем, — предложил Гурьян. — В тепле хоть посидим…
Трактир был открыт, но посетителей в нем не было; полнотелый хозяин с бабьим лицом возился за буфетной стойкой; пахло селедкой и свежевымытым полом; скамейки были выскоблены до желтизны.
Трактирщик, увидав вошедших, позвал обрадованно:
— Половой!
Из соседней комнаты выскочил шустрый конопатый малец лет пятнадцати, услужливо улыбнулся, быстро и ловко перекинул через левую руку салфетку с мережкой — и направился к столу, за который уселись трое друзей.
