Пушкин. Изнанка роковой интриги | страница 147



.

Заметим: вечную тему «Состояние и пути улучшения образования» в советское время мог разрабатывать целый педагогический НИИ с несколькими лабораториями и написать полтора десятка кандидатских и три докторских диссертации, а также несколько научных отчетов по пятьсот страниц каждый. Пушкин думал один. Для него, говоря языком более поздним, это был соцзаказ. Он стремился как можно дольше оттянуть его выполнение: авось забудется. Через месяц, будучи в Михайловском, поэт начал сочинять записку «О народном воспитании». Процесс не пошел, вернее, шел туго: известно, что Пушкин всегда противился делать что-либо по принуждению, хотя сам говорил, что для писания презренной прозой вдохновения ему не надобно. Сознавал ли он до начала работы, чего от него ждут и что сочинение надо писать по принципу «Два пишем – три в уме»? Безусловно, ибо за год до этого в «Годунове» написал: «Давно царям подручниками служим». Еще через две недели, 15 ноября, поэт закончил перебеливание черновика.

Пушкин собирался вернуться в Москву, показать текст друзьям (в частности, Вяземскому), но при выезде из Пскова вывалился из ямской повозки и так ушибся, что проторчал весь декабрь в местной гостинице, играя в карты. Он получил сердитое напоминание Бенкендорфа и отправил текст, так ни с кем и не посоветовавшись. Препровождая записку царю, Бенкендорф докладывал: «Вследствие разговора, который у меня был по приказанию Вашего Величества с Пушкиным, он мне прислал свои заметки на общественное воспитание, которые при сем прилагаю. Заметки человека, возвращающегося к здравому смыслу»[357]. Тут сделана приписка, свидетельствующая, что Николай I не смотрел на данный труд дилетанта Пушкина как на нечто важное. Он написал по-французски очень небюрократическую, пожалуй, даже вальяжно-небрежную реплику: «Посмотрю, что это такое».

Записка, озаглавленная самим поэтом «О народном воспитании», представляет собой эклектический «взгляд и нечто», плохо вяжущиеся с широко образованным, умным и прогрессивно мыслящим поэтом. Да и не могло быть иначе, сколько бы ни писали пушкинисты о важности изложенных в ней соображений. Здесь чуть больше четырех страниц, черновики длиннее, но и там нет открытий. Не будучи специалистом и не занимаясь предварительно изучением вопроса, в записке Пушкин говорит вперемешку о нескольких предметах: просвещении, образовании, нравственности, воспитании, и не только об этом. Каким бы гением ни был ее автор, небольшой размер записки, затрагивающей и политику, и историю, и культуру, и личные стороны жизни самого поэта, сам по себе свидетельствует о поверхностном анализе серьезной государственной проблемы образования.