События 14 декабря 1825 года принесли беду российскому крестьянству, ибо опасность кровавого насилия отодвинула отмену крепостного права, уже подступавшую. России повезло, что Николай I оказался смелым и энергичным (сравните с Николаем II, в такой же критический момент отрекшимся от престола и пустившим события на самотек). Большая историческая удача, что Николай Павлович остался у власти, не допустив к ней «временного диктатора» Пестеля.
А вообще, нами давно высказывалась крамольная с точки зрения традиционной российской историографии мысль: победи Наполеон Россию – это было бы благом. Он открыл бы не окно в Европу, а всю русскую границу, сразу отменил непродуктивное и взрывоопасное крепостничество и дал бы интеллигенции прав и свобод больше, чем могли мечтать вернувшиеся из Парижа с победой самые либеральные из декабристов, – больше, чем хотелось Пушкину, включая свободу слова, отмену цензуры и беспрепятственный выезд в Европу. Положительным последствием этой колонизации была бы цивилизованная Россия в двадцатом веке. Для сравнения поезжайте сегодня в бывшие колонии Британской империи – Австралию и Канаду.
Пушкин достаточно точно определял линию своего поведения, диктуемую его призванием. Один из итогов его жизни – «Что в мой жестокий век восславил я свободу». При этом толковал слова итальянского поэта Витторио Альфьери в том смысле, что удел художника – предаваться размышлениям, но не делам. Удел писателя – писать, а не делать революцию, от политической деятельности бежать. Перо приравнивать к штыку даже на словах опасно. Место для имени писателя – на обложках книг, а не на обломках самовластья.
Таков один из мудрых уроков двадцатого столетья. Впрочем, Пушкину это стало ясно значительно раньше нас.
1999
