| Вначале он специально прорубил во входной двери глазок и наблюдал за ними. |
| But then the women had seen him and had started striking vile postures in order to entice him out of the house. | Но потом женщины снаружи заметили это и стали принимать такие мерзкие позы в надежде выманить его... |
| He didn't want to look at that. | Но все их попытки были бесплодны. Глазеть на них не было никакого желания. |
| He put down his book and stared bleakly at the rug, hearing Verkl?rte Nacht play over the loud-speaker. | Отложив книгу и тупо уставившись в пол, он пытался сконцентрироваться на музыке, доносившейся из громкоговорителя. Verklarte nacht. |
| He knew he could put plugs in his ears to shut off the sound of them, but that would shut off the music too, and he didn't want to feel that they were forcing him into a shell. He closed his eyes again. | Если заткнуть уши затычками, их не будет слышно, но тогда не будет слышно и музыки, -нет, пусть они и не надеются загнать меня внутрь собственного панциря, - подумал он и снова закрыл глаза. |
| It was the women who made it so difficult, be thought, the women posing like lewd puppets in the night on the possibility that he'd see them and decide to come out. | Что труднее всего переносить - так это женщин, -подумал он. - Эти женщины, выставляющие себя напоказ, словно похотливые куклы, в надежде, что он увидит их, позирующих в ночном свете, и выйдет... |
| A shudder. ran through him. | Дрожь пробежала по его телу. |
| Every night it was the same. | Каждую ночь одно и то же. |
| He'd be reading and listening to music. | Раскрытая книга. Музыка. |
| Then he'd start to think about soundproofing the house, then he'd think about the women. | Затем он начинал думать о звукоизоляции и, наконец, об этих женщинах. |
| Deep in his body, the knotting heat began again, and be pressed his lips together until they were white. | В глубине его тела разгорался пульсирующий пожар, губы сжались до немоты, до белизны. |
| He knew the feeling well and it enraged him that he couldn't combat it. | Это чувство давно было знакомо ему, и самое ужасное, что оно было непреодолимо. |
| It grew and grew until he couldn't sit still any more. Then he'd get up and pace the floor, fists bloodless at his sides. Maybe he'd set up the movie projector or eat something or have too much to drink or turn the music up so loud it hurt his ears. | Оно нарастало и нарастало до тех пор, когда он наконец вскакивал, не в состоянии больше усидеть на месте, и начинал мерить шагами комнату, сжав кулаки до боли в суставах. |
