– Считай обменялись рукопожатиями…
Полковник плеснул себе на донышко, потянулся к стакану Сергея, но тот успел накрыть его ладонью.
– Как знаешь, – пожал плечами подполковник.
В недрах сейфа нашлась переполовиненная шоколадка. Зарудный накрошил ее квадратиками прямо на обертку, выложил посреди стола, после чего оперся на свой край, снова пригубил виски и закурил. Перехватив взгляд Горелого, протянул ему пачку.
Тому уже давно хотелось курить: сигареты закончились еще у дома Шполы. Что ж, надо быть последовательным: угощался подполковничьим виски – не отказывайся и от курева.
– Отдохнул? – поинтересовался Зарудный, с наслаждением затягиваясь.
– А я и не устал, – в тон ответил Горелый.
– Оно и видно. Соскучился по работе? Чего тебя к вдове Коваленко понесло? Ты кто такой вообще?
– Лицо без документов. Но со справкой. И соответствующими гражданскими правами.
– Надо же!
– А что? В том числе с правом общаться с кем угодно без ограничений.
– Без ограничений, говоришь? Звучит, как реклама сотового оператора… – В голосе Зарудного не было ни злости, ни раздражения – говорил, как строгий отец или старший брат, наставляющий неразумного младшенького. – За себя ты уже отсидел…
– Не только за себя, – вставил Сергей.
– Об этом потом. – Зарудный сделал еще одну затяжку, отставил стакан, метнул в рот квадратик шоколада, прожевал, морщась. – Повторяю: за свои дела ты отсидел. Паспорт получишь без проблем. Будут проблемы – все решим на раз. В деле, которым сейчас занимается твой друг Шпола, ты не свидетель, не подозреваемый, не потерпевший и уж точно не жертва. А пока у тебя нет документа со штампом о регистрации по месту проживания, ты, Сергей Горелый, бомж, освободившийся из мест лишения свободы. Сечешь? И никакого участия в оперативно-разыскных мероприятиях принимать ты не можешь. Подобные действия при желании можно трактовать как нарушение закона. По крайней мере, как административное правонарушение. Ясно?
– Я могу идти? – Отпустив спинку стула, Горелый сделал шаг назад.
– Нет, не можешь. – Зарудный, заранее отметая всякие возражения, снова разлил виски по стаканам – на сей раз совсем понемногу. – И не смотри на меня так, и не скрипи зубами. Во-первых, эмаль посыплется, а во-вторых, для тебя же будет лучше, если ты сейчас поедешь к матери и отсидишься у нее по-тихому хотя бы месяц. Максимум – полтора.
– И что потом?
– Ты же сам сказал – не только за себя отсидел. Напомню, если забыл: твоя проблема и вина, Горелый, только в том, что ты попался. Не ты, так другой пошел бы, как интеллигенты выражаются, на жертвенный алтарь. Ты же по полной отсидел?
