— Вот именно. А мне, в отличие от Сизова, за чужие грехи отдуваться неохота. Все, приехали!
И тормозит он возле здания „профсоюза“, о красоте которого мне столько уже наговорили.
Как мы перед роскошным подъездом остановились, Шипов выскакивает, дверь мне спешит открыть, словом, полный лебединый балет исполняет, как перед важными персонами положено. И провожает меня вовнутрь, на глазах у охраны. Нас при входе представительный мужик останавливает.
— Оружие, — спрашивает, — газовые пистолеты или баллончики, колющие или режущие предметы есть?
— Брось! — смеется Шипов. — Какое у него оружие?
— Да пусть досматривает, — говорю, — порядок во всем нужно соблюдать.
А сам радуюсь, что пистолет дома оставил. Вот бы, неровен час, засыпался!
Охранник усмехнулся, но для порядку рукой по мне провел, скорей обмахнул, чем прощупал.
— Проходите! — говорит.
— Вот мы проходим на второй этаж, там нас в отдельном кабинете Букин ждет, встречает меня ласково, в кресло усаживает.
— Я, — говорит, — все бумаги подготовил, вам только подписать. Да. И ещё ваши паспортные данные вставить. Ведь паспорт при вас?
— Всегда при мне, — отвечаю. — Как же без паспорта?
— Ну, тогда сразу мы все и заполним.
— А если б, — спрашиваю, — паспорта при мне не было, а я все его данные на память помнил? — это я, значит, припомнил, как Васильич свою доверенность на жену оформлял.
— Тоже сошло бы, — смеется. — Что мы, бюрократы какие?
— Да уж, — говорю. — У вас здесь скорее аристократией, чем бюрократией пахнет, — а сам оглядываюсь.
Он опять посмеивается.
— Нравится? А ведь все это люди на свои кровные, на тяжкий труд создали. Ну, и я им помогаю, потому что грузчики всюду нужны, и нашему заводу в том числе. Таких людей уважать надо, потому что умеют пахать, пока все вокруг разваливается. Нам бы побольше таких работяг трудолюбивых страна бы давно из разрухи поднялась!
Ладно, мыслю, впаривай мне поболе. Я-то уж знаю, что тут за грузчики и работяги, и каким манером ты ихний профсоюз уважаешь. Но молчу, естественно, только головой киваю: мол, во всем согласен, и вправду здорово.
— Но что ж мы так сидим? — говорит он. — Надо бы наше соглашение обмыть, а?
И достает бутылку водки хорошей, „Смирновъ“, который с твердым знаком. Тут же сигналит, чтобы нам закуску принесли, и закусон — бутербродики такие с огурчиком и селедкой хорошей — тоже здоровый мужик приносит, кобура из-под пиджака выпирает. Я-то, понимаешь, думал, что закуску симпатичная девка подаст — ан нет, у них, оказывается, даже здесь соображения безопасности соблюдаются.
