За окном царила темень. Еще бы, ночь уже перевалила на вторую половину, хотелось забраться под теплое одеяло и свернуться клубочком, но вертеться юлой и протирать дыры в простынях не хотелось от слова совсем. Поэтому я продолжала расчесывать волосы, мечтая о хлебе с ветчиной. Просто это было последнее, что мне сегодня удалось перехватить из еды, бегом и на кухне. Тогда я запихнула в себя пышный мягкий хлеб и сочное мясо, даже не почувствовав вкуса… Дура! От ужина отказалась, потому что кусок в горло не лез, теперь вот искренне об этом жалела.
Негромко хлопнула дверь, но я не обернулась. Зато щетку приложила о туалетный столик так, что он чудом не треснул.
— Кошмар!
Кот напоследок деранул ковер и метнулся в сторону, с оглушительным мявом уворачиваясь от запущенного в него сюртука. Предполагалось, что он накроет его на месте преступления, но Кошмар оказался проворнее. Влетел серой молнией под кровать и забился поглубже, на всякий случай.
— Ха-ха! — победно воскликнула я, когда увидела, что Анри промазал. Но по-прежнему не обернулась.
— Тереза.
Муж прошел в комнату и нарисовался за моей спиной в зеркале, и я повернулась боком. Делая вид, что рассматриваю виньетки на шелковистых обоях.
— Тереза!
Он зашел с другой стороны, и я снова крутанулась на стуле.
— Прости меня.
— Вот с этого, — я резко развернулась и указала на него щеткой, в которую снова вцепилась, как в бревно на горной реке, — и стоило начинать.
— Я был на взводе. Но это меня совершенно не оправдывает.
— Вот именно!
Совесть цапнула меня за сердце: выглядел Анри уставшим и осунувшимся. И так хотелось подойти и обнять… что я и сделала, и только потом поняла это. Когда уже стояла, прижимаясь к мужу. Согревая, оплетая руками, пряча лицо у него на груди. Что-то я в последнее время стала подозрительной мягкой, как покойник на вторые сутки.
— О чем ты сейчас думаешь? — негромко спросил муж.
Я сказала, и он со вздохом покачал головой.
— Почему ты не могла подумать, как шапочка крема на бисквите?
— Я что, похожа на крем на бисквите?
— На покойника ты похожа еще меньше, что меня несказанно радует.
— Меня тоже.
Мы помолчали. Долго. Потом Анри со вздохом признался:
— Я есть хочу.
— Я тоже, — ответила я.
Словно в подтверждение моих слов, в животе громко заурчало.
— Может, совершим набег на еду? — предложил муж.
— Я в халате.
— Ну мы же не в королевский дворец собрались, а всего лишь на нашу кухню.
Я только рукой махнула.
Оставив Кошмара мучиться совестью — если, конечно, она у него есть — в одиночестве, мы спустились вниз. Анри отправился в погреб за ветчиной и сырами, а я устроилась за массивным столом для раскатки теста и принялась нарезать хлеб. Остатки сегодняшней роскоши пахли так одуряюще, что у меня рот слюной наполнился. Еле удержалась, чтобы не вцепиться зубами прямо в корку и не сгрызть ее. В шкафчиках обнаружилась посуда, куда и сгрузила нарезанное. Вот Анита завтра удивится, кто тут похозяйничал в ее отсутствие… Все-таки это ненормально, будучи женой графа и сестрой герцога по ночам совершать вылазки на кухню полураздетой. Ненормально, но как же увлекательно!
