Анри вернулся, сгрузил на стол свертки, и мы принялись кромсать куски потолще, пока никто не видит. После чего устроились поудобнее и с наслаждением уплетали сэндвичи, по толщине не уступающие недавно упомянутым бисквитам вместе с кремом. Ничего вкуснее в жизни не ела!
— Завтра мы с Гийомом едем в Ольвиж, — сказал муж, когда в нас больше уже не лезло и получилось говорить не с набитым ртом. — Проконсультируюсь с лучшими адвокатами, нужно понимать, что мы все-таки можем сделать в этой ситуации. Как себя защитить.
Я кивнула.
— А вам с Софи лучше ехать в Энгерию. Прямо сейчас.
— То есть как это — прямо сейчас?
— Переждете бурю в Мортенхэйме, там вас никто не потревожит. А когда все закончится, я приеду к вам.
— Ты уверен в том, что все закончится быстро?
Сложила руки на груди и откинулась на спинку стула. Деревянного, жесткого, который мигом пересчитал все позвонки.
Анри покачал головой.
— И что, все это время прятаться?
— Тереза, мне спокойнее, если вы в безопасности.
— А мне нет, — отрезала я. — Мы семья, или просто вместе собрались?
Он удивленно посмотрел на меня.
— Софи не привыкать к сложностям, защитить ее мы сумеем. А я не собираюсь бежать и прятаться всякий раз, когда какой-то шавке вздумается рычать в нашу сторону.
— Тереза, на этот раз все серьезнее, — муж наклонился ко мне, опираясь о спинку стула. Когда он хмурился так, как сейчас, разом становился старше на несколько лет. И за каждую морщинку на его лице мне хотелось повозить Аркура по мостовым Ольвижа на «мертвой удавке». — Люди взбудоражены, для них твоя магия и сила хэандаме — нечто вроде страшилища или пожирателя плоти.
— Ты сейчас про кучку идиотов у посольства?
— Это только начало.
Меня передернуло, но я сложила руки на груди и спокойно встретила встревоженный взгляд мужа.
— Может быть.
— Ты не понимаешь? Скоро эта новость доберется и до Лавуа.
Страшнее будет, когда новость доберется до Энгерии.
Но ничего, первый всплеск мы пережили, переживем и второй. Я никому не позволю разрушить мою семью.
— Нет, это ты не понимаешь, — я заключила его лицо в ладони, почти касаясь губами губ. — Мы с тобой одно целое. Софи наша дочь. И либо мы едем все вместе, либо остаемся здесь. Третьего не дано.
Я оголила запястье, позволяя браслету сиять ярче, чем настенные светильники.
— Если его убрать, ничего не изменится. Мы все равно связаны, пусть даже эта нить никому не видна. Я люблю тебя. И я никогда от тебя не откажусь. Даже если весь мир будет против.
