— Или не подхватить под бедра, чтобы оказаться внутри еще глубже… насколько это возможно…
Повторяя свои слова, приподнялась еще, продолжая нашу сладкую пытку.
А после опустилась, перехватывая губами стон и вжимаясь ноющими от возбуждения сосками в его грудь. Анри прорычал нечто невразумительное, но так и не двинулся, позволяя мне задавать ритм. Наслаждение текло по венам, сплетая нас воедино, и мир раскачивался перед глазами. Четким было только лицо мужа, и капельки воды, блестящие на наших телах. И сбивающееся, сливающееся дыхание — тоже одно на двоих, и сладкая вспышка в самом низу живота, и еще несколько быстрых движений, рождающих пульсацию внутри, и сила сдавивших мои руки пальцев.
И громкое рычание:
— Тер-реза…
И тогда, по-прежнему чувствуя его внутри, я позволила себе расслабленно откинуться на грудь мужа.
Лежать так было уютно. Вода начинала понемногу остывать, но он согревал меня, обнимая руками и ногами. Намокшие пряди моих волос облепили нас обоих, в них запутались лепестки с бледно-голубыми прожилками. От них по белому шелку растекался едва различимый цвет, словно рисунок бросили в воду. Тело казалось легким, словно пушинка, а счастье — бескрайним, и ничего за его пределами не было. Узоры, бегущие по телам от сплетения рук — символ нашего единения, сияли так, что свечи напоминали лесных светлячков рядом со вспыхнувшим в ночи солнцем.
Я подняла руку, рассматривая их.
— Как так получилось? — спросила то ли мужа, то ли себя. — Настолько… сильно?
— Не знаю, — Анри покачал головой. — Тебя это пугает?
— Не знаю, — эхом отозвалась я. — А тебя?
— Нет, — ответил он. — Теперь уже нет.
Каждый раз, когда оказываюсь в поезде, вспоминаю встречу с Иваром. Казалось бы, именно первое путешествие на «Стреле Загорья» должно произвести на меня неизгладимое впечатление, но тогда я была в таком состоянии, что не замечала ни роскоши купе, ни вышколенных проводников, ни стремительно проносящихся за окном видов. А вот обратная дорога на простом паровозе запомнилась мне куда лучше. И почему-то я не могла перестать думать о Раджеке. Как он вообще умудрился пролезть в мое сердце? И не только пролезть, но и прочно там обосноваться.
Единственный друг.
Надеюсь, у него сейчас все хорошо, где бы он ни был.
— До сих пор не могу поверить в то, что я на это согласился, — хмыкнул Анри, взбивая подушки.
Я покосилась в окно, но там было так темно, что смотреть не на что: вместо леса лишь смутные очертания, а дорога представляла собой разлитые кем-то в спешке чернила. Вглядываться в эту бесконечную кляксу — бесполезное занятие, поэтому я просто опустила шторки.
