— Ты права. Я должен был о ней рассказать.
— Не мне о ней. А ей обо мне.
— Тереза, последний раз я был в Лации три года назад. О таком не говорят в письмах.
— О каком? О том, что любят другую?
— Да.
— Ты крутил романы со всеми подряд, зная, что тебя ждет эта женщина?
— Это было несерьезно.
— Неужели? — хмыкнула я. — То есть когда ты увидел меня и решил сделать своей, это тоже было несерьезно? Или ты решил, что я достаточно похожа на нее, чтобы…
— С ума сошла? — прорычал он.
На лестнице послышались шаги, и нам пришлось медленно направиться в сторону примерочных.
— Тебе не кажется, что мы снова говорим о прошлом?
— Нет! — яростно прошептала я и тут же еще понизила голос. — Эта женщина не готова тебя отпустить, и это наше настоящее.
— Но я готов отпустить ее. Уже отпустил.
Анри понизил голос так, что я едва его слышала. Но все-таки слышала.
— Тереза, я люблю тебя. А от Франчески отказался в тот день, когда согласился на предложение Комитета.
— Очень на тебя похоже, — хмыкнула я.
Всевидящий, как низко я пала! Выясняю отношения… в магазине.
На нас уже обращали внимание, поэтому я подошла к стеллажам с самыми разными масками и сделала вид, что рассматриваю их. Были здесь и светлые, и темные, с колокольчиками, как у шутов, и с тонким кружевом на каркасе, украшенным позолотой или серебром.
— Ты знаешь, чем я был занят. Поэтому не думал, что вернусь. Я вообще не собирался возвращаться, — донеслось из-за спины.
— А она об этом знала?
— Знала. Я никогда и ничего не обещал.
Я взяла одну маску: белоснежную, отчаянно хрупкую, расписанную серебряными и золотыми узорами, с бледно-голубой каймой вокруг глаз. Настоящее произведение искусства — а ведь это детская! Представляю, какая красота будет на улицах в ночь праздника.
Повернулась к мужу.
— Разубедить ее ты не старался, конечно.
Анри шагнул ближе. Серьезный, даже мрачный.
— Старался. Еще до того, как меня представили Эльгеру, и я окончательно осел в Вэлее, но она ничего не хотела слышать.
Он говорил искренне. Умом я прекрасно понимала, что Анри прав, что переубедить женщину, которая готова тебя ждать — невозможно. Точно так же, как нельзя признаваться в чувствах к другой в письме. И все равно мне хотелось что-нибудь разбить, а мужу нахлобучить на голову детскую шляпу с пером по самые уши.
— Я собирался поговорить с Франческой после праздника. Лично. И да, я просил Лорену и Энцо ничего ей не рассказывать о наших чувствах. Потому что решать такие вопросы на расстоянии и через других людей — трусость.
