Отвлекаясь на внезапный поток холодного ночного воздуха, Блэйр натягивала пиджак Ника на плечи и не сразу уловила его слова. А когда уловила – раскрыла рот. Ник ее любит?
То, как медленно слова доходили на нее, можно было списать на тепло тела и мускусный запах мужчины, которыми пропитался пиджак.
Не может быть.
Ник ее любит?
На мгновение в ее душе взорвались фейерверки, и ей казалось, что она взлетит.
Но потом она вспомнила про уродливые шрамы на груди, красные на белой коже, и упала обратно на землю.
Что, если он не сможет с этим примириться? Что ей делать, если он отшатнется, как сделало бы большинство? Блэйр не сможет снова это пережить. Не сейчас… и никогда. Она просила его подождать, но на самом деле тянула время, чтобы не признавать правду.
– Ты так ничего и не скажешь?
Ее жизнь только-только начала возвращаться в колею. Если Ник оттолкнет ее… Она сглотнула. После такого ей останется только заползти обратно в свою нору и никогда не вылезать.
– Блэйр?
Оттого, как у него сбился голос, у Блэйр сердце чуть не вылетело из груди. Она огляделась в поисках скамьи или стены, на которую можно присесть, потому что ноги подкашивались; но низкие стены, окружавшие сад при ратуше, были залиты светом из окон, а она предпочитала полумрак.
– Блэйр…
– Ох, Николас. – Она плотнее завернулась в пиджак.
– Только не это, Блэйр. – Он подцепил ее пальцем под подбородок. – Не говори, что тебе жаль и все такое. Рискни сделать то, что хочешь на самом деле.
Блэйр отвела его руку:
– Хватит указывать мне, что делать и что чувствовать!
Он ничего не понимает. Блэйр прерывисто вдохнула. Крики ничему не помогут.
– Николас, послушай меня. Я тебе не подхожу.
Он расставил ноги шире, подбоченился. Темные глаза мерцали в ночи, отражая тысячи звезд. Неожиданно оказалось, что полумрак ни от чего не защищает.
– Потому что у тебя не может быть детей?
Она постаралась не морщиться. Пора Николасу узнать правду.
– Я тебе не говорила, но до мастэктомии я сохранила яйцеклетки.
Он уставился на нее с надеждой в глазах.
– Тогда…
– Но я не уверена, что готова подвергаться новым медицинским процедурам, даже ради ребенка.
Он долго смотрел на нее, а потом спросил:
– Почему ты не сказала раньше?
– Потому что это личное.
Ник сжал ее подбородок, заставляя посмотреть в глаза.
– А поцелуи – не личное?
Она попыталась отступить, но Ник не отпускал; волна жара захлестнула ее тело. Совсем недавно она сидела в дамской комнате, пытаясь удержать слезы от мучительного чувства потери. Но если бы сейчас Ник поцеловал ее…
