| А Ромашов все глядел на карты, на кучи серебра и бумажек, на зеленое сукно, исписанное мелом, и в его отяжелевшей, отуманенной голове вяло бродили все одни и те же мысли: о своем падении и о нечистоте скучной, однообразной жизни. |
| X | X |
| IT was a splendid, though somewhat chilly, spring morning. | Было золотое, но холодное, настоящее весеннее утро. |
| The hedges were in bloom. | Цвела черемуха. |
| Romashov, who was still, as a rule, a slave to his youthful, heavy sleep, had, as usual, overslept himself, and was late for the morning drill. | Ромашов, до сих пор не приучившийся справляться со своим молодым сном, по обыкновению опоздал на утренние занятия и с неприятным чувством стыда и тревоги подходил к плацу, на котором училась его рота. |
| With an unpleasant feeling of shyness and nervousness, he approached the parade-ground, and his spirits were not cheered by the thought of Captain Sliva's notorious habit of making a humiliating and painful situation still worse by his abuse and rudeness. | В этих знакомых ему чувствах всегда было много унизительного для молодого офицера, а ротный командир, капитан Слива, умел делать их еще более острыми и обидными. |
| This officer was a survival of the barbaric times when an iron discipline, idiotic pedantry-parade march in three time-and inhuman martial laws were virtually epidemic. | Этот человек представлял собою грубый и тяжелый осколок прежней, отошедшей в область предания, жестокой дисциплины, с повальным драньем, мелочной формалистикой, маршировкой в три темпа и кулачной расправой. |
| Even in the 4th Regiment, which, from being quartered in a God-forsaken hole, seldom came into contact with civilization, and, moreover, did not bear the reputation for much culture, Captain Sliva was looked upon as a rough and boorish person, and the most incredible anecdotes were current about him. | Даже в полку, который благодаря условиям дикой провинциальной жизни не отличался особенно гуманным направлением, он являлся каким-то диковинным памятником этой свирепой военной старины, и о нем передавалось много курьезных, почти невероятных анекдотов. |
| Everything outside the company, service, and drill-book, and which he was accustomed to call "rot" or "rubbish," had no existence so far as he was concerned. | Все, что выходило за пределы строя, устава и роты и что он презрительно называл чепухой и мандрагорией, безусловно для него не существовало. |
| After having borne for nearly all his life the heavy burden of military service, he had arrived at such a state of savagery that he never opened a book, and, as far as newspapers were concerned, he only looked at the official and military notices in the Invalid. |
