|
| The ladies gradually assembled. | Дамы понемногу съезжались. |
| A year ago, Romashov had felt an indescribable pleasure in those very minutes before the ball when, in accordance with his duties as director of the ball, he received the ladies as they arrived in the hall. | Прежде, год тому назад, Ромашов ужасно любил эти минуты перед балом, когда, по своим дирижерским обязанностям, он встречал в передней входящих дам. |
| Oh, what mystic witchery those enchantresses possessed when, fired by the strains of the orchestra, by the glare of many lights, and by the thought of the approaching ball, they suffered themselves, in delicious confusion, to be divested of their boas, fur cloaks, wraps, etc. | Какими таинственными и прелестными казались они ему, когда, возбужденные светом, музыкой и ожиданием танцев, они с веселой суетой освобождались от своих капоров, боа и шубок. |
| Women's silvery laughter, high-pitched chatter, mysterious whispers, the freezing perfume from furs covered with hoar-frost, essences, powder, kid gloves, etc. All this commingled constituted the mystic, intoxicating atmosphere that is only found where beautiful women in evening dress crowd one another immediately before entering a ballroom. | Вместе с женским смехом и звонкой болтовней тесная передняя вдруг наполнялась запахом мороза, духов, пудры и лайковых перчаток, -неуловимым, глубоко волнующим запахом нарядных и красивых женщин перед балом. |
| What a charm in their lovely eyes, beaming with the certainty of victory, that cast a last, swift, scrutinizing glance in the mirror at their hair! | Какими блестящими и влюбленными казались ему их глаза в зеркалах, перед которыми они наскоро поправляли свои прически! |
| What music in the frou-frou of trains and silken skirts! | Какой музыкой звучал шелест и шорох их юбок! |
| What bliss in the touch of delicate little hands, shawls, and fans! | Какая ласка чувствовалась в прикосновении их маленьких рук, их шарфов и вееров!.. |
| All this enchantment, Romashov felt, had now ceased for ever. | Теперь это очарование прошло, и Ромашов знал, что навсегда. |
