| Он полагал, что грамматика изучаемого языка содержит прежде всего правило, рецепт или ключ к разгадке тайного шифра, который, будучи однажды усвоен, позволит переводить слова родного языка в соответствующие слова чужого. |
| His childish idea was, in fact, a pushing to the extremity of mathematical precision what is everywhere known as Grimm's Law-an aggrandizement of rough rules to ideal completeness. | В его детских представлениях о переводе, собственно, отражалось стремление к предельной математической точности, известное всем под названием закона Гримма, по которому простейшие правила возводятся в степень идеальной завершенности. |
| Thus he assumed that the words of the required language were always to be found somewhere latent in the words of the given language by those who had the art to uncover them, such art being furnished by the books aforesaid. | Так, он считал, что слова чужого языка таятся в словах родного и находит их тот, кто владеет этим тайным шифром, которому и обучают вышеназванные книги. |
| When, therefore, having noted that the packet bore the postmark of Christminster, he cut the string, opened the volumes, and turned to the Latin grammar, which chanced to come uppermost, he could scarcely believe his eyes. | Поэтому, когда Джуд, убедившись, что на пакете стоит почтовый штемпель Кристминстера, разрезал бечевку, вынул томики и раскрыл латинскую грамматику, которая лежала сверху, он глазам своим не поверил. |
| The book was an old one-thirty years old, soiled, scribbled wantonly over with a strange name in every variety of enmity to the letterpress, and marked at random with dates twenty years earlier than his own day. | Книга была старая, изданная лет тридцать назад, захватанная, вся сплошь исписанная чьим-то именем, бесцеремонно заслонявшим текст, испещренная датами двадцатилетней давности. |
| But this was not the cause of Jude's amazement. | Но не это поразило Джуда. |
| He learnt for the first time that there was no law of transmutation, as in his innocence he had supposed (there was, in some degree, but the grammarian did not recognize it), but that every word in both Latin and Greek was to be individually committed to memory at the cost of years of plodding. | Только теперь ему стало ясно, что никакого закона превращения не существует, как он по наивности полагал (нечто подобное такому закону было, но автор грамматики этого не признавал), и что каждое слово в отдельности, латинское и греческое, надо запоминать, не жалея многих лет упорного труда. |
