Как и тем поздним осенним утром 5 сентября, однажды (как теперь могло показаться, давным-давно, долгие жизни назад) он уже проснулся в своей комнате, и утро пробуждения тоже было особенным. Вот только комнатка была другой. В её стенах Пётр впервые осознал, что теперь остался один в этом городе — родном и гостеприимном Киеве, ставшем слишком большим для него одного.
Комнатка, в которой Пётр проснулся от лязга замков, находилась в коммунальной квартире на Большой Житомирской улице, вторая дверь от входной, традиционно обитой черным дерматином. Когда проснулся, вспомнил, что мимо его комнаты постоянно стучали подошвами соседи по квартире и гости соседей, и это воспоминание вселяло надежды. Пётр подумал о том, что день будет хорошим: голова ясная, мысли быстрые и светлые. Едва ли не впервые боль отступила, спрятала, пускай до поры до времени, все свои злобные сверла, которыми вгрызалась в мозг последние полгода после того, как Пётр вышел из больницы.
Прошлой осенью в Крыму их «Москвич» внезапно атаковал прямо в лоб грузовик, перевозивший булочки со смешным названием «Малятко» — точно такие же мама всегда покупала к завтраку в хлебном отделе гастронома на пересечении Львовской площади и Большой Житомирской улицы. Тогда, на крымской дороге, хлеб впитал в себя кровь пополам с душной пылью степей, и теперь стал главным кошмаром его мигреней. Но если боль отступила, значит, наконец-то можно просто жить, а не судорожно переползать от одного болевого спазма к другому. Можно наслаждаться простыми, но ранее недоступными вещами — например, слушать пластинки или играть с соседом в шахматы. Не получалось пока что только одного: вспоминать.
Ещё в симферопольской больнице Петру рассказали об аварии, в которой разбились его родители, но как не напрягал он мускулы своей памяти, все воспоминания о прошлой жизни, в которой были мама и папа, оборачивались нелепыми, переставленными с ног на голову образами.
(Как будто кто-то порезал забавы ради семейный альбом бритвой, а затем склеил в случайном порядке получившиеся лоскуты.)
Точнее, — а Пётр всегда старался быть точным, даже не образами, а блеклым отражением этих образов. Так иногда посреди рабочего дня на поверхность сознания может всплыть обмылок забытого сновидения. Но эти образы ничего не значили для Петра, он как будто окунулся в глубокое Черное море рядом с тем самым шоссе, а вынырнул на поверхность уже в своей комнате.
