Теперь, думал Антон, ребятам в глаза смотреть будет стыдно. Тоже, скажут, гвардии сержант, заместитель командира дружины. И будут правы, если назовут его растяпой…
Хотелось немедленно бежать на слободку, разыскать Клаву и такое ей сказать, чтобы на всю жизнь запомнила! Не верилось, что Клава имеет какое-то отношение к контрабандистам. Просто в голове не укладывалось, что эта девчушка, такая застенчивая и молчаливая, не случайная гостья Голодко.
Лежа в постели, Антон вспомнил первое, после демобилизации, комсомольское собрание «на гражданке». Он тогда только поступил в депо, не успел и форму военную снять. Так и пришел на собрание в гимнастерке, туго подпоясанный солдатским ремнем, в сапогах. Даже как-то неловко чувствовал себя среди гражданских ребят.
Собрание вел Дима Колчин. Парень лет девятнадцати, может быть двадцати, ста пытался выглядеть солиднее, старше, то и дело хмурил белесые брови, часто без надобности постукивал карандашом по пустому графину, неизвестно зачем принесенному в цех.
Дима торопливо перечислил вопросы повестки дни. Их было четыре.
- Много! Давай покороче! - сказал кто-то.
- Одного хватит! - выкрикнул другой.
- Первых два, остальные на другой раз!
Только что окончилась смена, и ребята торопились домой. Секретарь был неумолим, и повестку дня приняли. Дима очень важно, с судейской строгостью сообщил, что первым будет слушаться вопрос об исключении из комсомола «злостной сектантки Клавдии Глухаревой». С особым ударением он произнес слово «злостной» и, выдержав паузу, зачастил, забыв о солидности:
- Бюро рассматривало персональное дело Глухаревой. Ты здесь, Клава? А, пришла наконец… Впервые за четыре месяца. Ну, товарищи, бюро решило, раз она от комсомола отказалась, от школы - тоже, в квартире у нее собираются сектанты и всякое прочее… В общем, решили исключить. Кто за такое предложение?
Дима первый поднял руку, строгими глазами обвел собрание. Одни перешептывались, другие сочувственно поглядывали на «злостную», что забилась в дальний угол. Чья-то рука несмело поднялась за рукой Колчина, за ней другая… Дима поправил очки, еще выше поднял руку.
- Кто за исключение? - повторил он вопрос.
И тут собрание зашумело, заволновалось. Ребята забыли, что минутой раньше они торопились домой. Послышались выкрики:
- Пожара нет. Куда спешить?
- И скажи толком, что это за «всякое прочее»…
Звонкий девичий голос перекрыл поднявшийся шум:
- Так нельзя, товарищи! Пусть Клава скажет. Выступи, Клава, не стесняйся.
