Иными словами, приехали.
Да, Оля, приехали. Стоим посреди непроветренной комнаты возле тюков и чемоданов, перед этими старинными только что заведенными часами и огромным зеркалом (а в нем еще двое); вечерний свет льется в окно (хозяйка убрала занавески), и чей-то голос, доносящийся со двора, зовет некую Нину смотреть телевизор; голубь, ковыляющий по карнизу, задевает крылом за стекло, а мы стоим посреди комнаты и глядим друг на друга, два счастливых человека – она старше его «на целых три года», а что до дисгармоний изза возрастных несоответствий, то брошюры с рекомендациями уже сданы в «Старую книгу» (по гривеннику, к радости обоих, минус две копейки комиссионных), и никаких советов не надо. Коля, обними Олю. «И пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих». (Я же начетчик.) Слышишь? Александр Степанович.
Александр Степанович, единственный сосед по квартире, сдержанно, ненавязчиво, негромко стучится в дверь: «Здравствуйте!»
– Здравствуйте. – Оля поправляет свитер.
– Я что? Я, значит, знакомиться…
– Нам говорила Клавдия Ивановна, вы – Александр Степанович.
– А вы Николай как бы и Ольга.
– Николай и Ольга.
– Очень приятно.
– Очень приятно.
– Очень приятно.
У Александра Степановича стриженая голова. Он огромен и неуклюж и тяжело дышит. Пришлось повернуться боком, чтобы не застрять в дверном проеме.
– Повезло вам со мной, ребята, даже завидую, как повезло. Человек я тихий, непьющий, благо… кхе-кхе… ушный. Благодушный, говорю. Только вот кашляю много. Простужаюсь. Работа такая, кхекхе, вредная…
Есть что-то располагающее в его манере жмуриться при каждом «кхе-кхе» и беспрерывно вращать головой; то в сторону Коли, то в сторону Оли обращено луноподобное лицо Александра Степановича; причем голова за неимением шеи растет прямо из туловища… Минуту терпения, Коля и Оля. Пожалуйста, Александр Степанович.
– Кхе-кхе, извините… Я ведь где работаю? В училище военном, в душевой, сутки через трое (может быть, чаю хотите, нет? а то я быстро чайник. Он у меня, знаете, на магнитной воде чай, я его, чай, на магнитной воде завариваю… Я, это…). Ну да. Сыро там, простужаюсь на сырости. Мне Самсонов, это друг у меня, Самсонов, знаете, Самсон в Петродворце золоченый, так он, значит, мне, Самсонов, говорит: брось, Александр Степанович, все равно на пенсии, а я, нет, говорю, надо чем-то заниматься в жизни… чем-то этим, общеполезным. Как же я брошу? Нет, не брошу… А сколько мороки-то с ними, с курсантами!.. Я им мыло порежу, значит, хорошее, хозяйственное, разложу по местам, чтобы каждому на месте сразу кусок был, так ведь они его обратно никогда не положат, разбросают кто где, собирай потом. А я порядок люблю, чистоту, значит… А уж в раздевалке наследят – о-о-о! – это еще тот народ, не соскучаешься. Много работы. И главное что?.. Что главное? – Александр Степанович замолкает, задумывается над своим вопросом. – А что-что? Может, чайку, действительно? Вы-то, значит, муж как бы и жена, кхе-кхе, получается?..
