Поцелуй Раскольникова | страница 61

Никогда не знал, для чего на такие трубы ведет лестница: кому надо ползти наверх по металлическим скобам, когда объект уже возведен «до самого неба»? Ради того же фонаря для оповещения летательных аппаратов? – Громоотвод, – предположил мой знакомый, – надо ведь следить за громоотводом, а то как же? Ну-ну. Вспоминается фильм из пионерского детства, – там, назло фашистам-врагам (не помню, где) водрузили флаг на трубу. Иногда в газетах сообщают о городских безумцах, устремившихся к небу, их снимают с помощью вертолета. Много не пей. Высоко не лезь.

Сторож, увидев меня, вышел из дежурки-вагончика и смотрит туда, куда я смотрел только что, – на трубу. В глазах тоска. С недосыпа – зевает. (Понимаю. Сам сторожил.)

Вот что. Эти скобы-ступени, их наличие, предполагает, говоря просто, возможность долгого, дальнего, невозможно высотного взгляда – на что бы то ни было – а на все! – на, в частности, город, который обычно и называют городом, настоящим городом, и который отличен от всех других городов.

Читатель ждет уж рифмы розы.

Пушкин

Мир, в котором мы живем, есть мир, в котором живем мы.

Из космологии

– Подожди, – сказала она, – подожди. Я позабыла, как называется.

– Что называется? – переспросил он.

– Ну, ваше изобретение…

– Изобретение?..

– Вспомнила: дискредитатор времени5.

– Не дискредитатор, а дискриминатор. Временной дискриминатор. Ты перепутала.

– Дискредитатор мне больше нравится…

– Нет, дискриминатор… Такая штуковина с отрицательной обратной связью. Следящее устройство.

– Оно что – следит?

– Отслеживает всякую всячину. Тебе интересно?

– Ага, рассказывай.

Но прежде всего нужно завести часы, старинные стенные часобои в роскошном футляре красного дерева с резными стрелками на потрескавшемся циферблате. В этой комнате дозволяется делать все: стоять, например, на голове, если будет желание, доламывать чудом не доломанный приемник «Восток» или двигать мебель, нельзя только не заводить часы, иначе, предупреждала хозяйка, они остановятся и не пойдут уже ни за что на свете. «Но, Клавдия Ивановна, это предрассудок». – «А вот и не предрассудок, друг мой, они сто лет не останавливались». – «Да ведь была сказка такая – помните? – не знаю, кто написал…» – «Ах, Коля, какие сказки? Какие могут быть сказки, Коля?»

Коля и Оля. Известная формула, где переменные на сей раз обретают значения «Коля» и «Оля», уже была начертана кем-то – чудесная предусмотрительность! – на стене в парадной. Тогда, поднимая по лестнице тяжелый чемодан с книгами, он сказал: «Погляди». И она, поглядев, ответствовала: «Это не про нас», кажется, нисколько не удивившись. На четвертом этаже он долго возился с ключами («чужой замок – загадка»), она тем временем перегнулась через перила: «У!» – и еще громче: «У! У!» – в широкий пролет лестницы, но эхо не откликалось.