Но вернемся в «застойные» годы – в годы моей молодости, любви, идеологических ограничений и запойного чтения.
Сейчас, когда я вспоминаю о роли книги в повседневной жизни советского человека, многое мне кажется невероятным, почти фантастическим. Все познается в сравнении, поэтому, когда речь заходит о современном восприятии французской литературы в России, хочется вспомнить ту, совершенно уникальную ситуацию повального чтения чего бы то ни было – и французских писателей не в последнюю очередь. Полагаю, французские авторы очень удивились бы, если бы узнали, как их будут читать на русском в годы так называемого «застоя».
Ничего подобного никогда не было раньше и никогда больше не будет.
Книги, если издавались, то издавались большими тиражами (стотысячный тираж – обычная издательская практика), при этом спрос на литературу был так велик, что эти огромные тиражи раскупались мгновенно, а чаще всего, как тогда говорили, не доходили до прилавка. Купить нужную книгу можно было отнюдь не в магазине по невысокой цене, обозначенной на обложке, а на черном рынке, по цене во много раз превышающей официальную.
В Ленинграде черный книжный рынок размещался на окраине города, в поле, за большой газовой трубой, протянутой вдоль дороги. Сотни, если не тысячи продавцов выстраивались рядами, у их ног на земле были разложены дефицитные книги. Бесконечной вереницей мимо них проходили покупатели, прицениваясь. Торговля была незаконной, иногда милиция – в плане борьбы с книжной спекуляцией – разгоняла черный рынок, и тогда он перемещался в другое место, подальше от трубы и дороги.
Цены на книги «за трубой» были чрезвычайно высоки. Скажем, «Опыты» Монтеня стоили порядка 80−120 рублей, что пот ем временам было соизмеримо с зарплатой молодого инженера. Хорошо прокомментированное, но очень скромное в полиграфическом отношении (мягкая обложка, газетная бумага) издание «Цветов зла» Бодлера распространялось на черном рынке по цене в 20 раз превышающей номинальную (напечатанную на обложке), – и это при том, что тираж книги был 50 000. То же можно сказать о книгах стихов Аполлинера, Сандрара, Элюара. Еще дороже стоил сборник прозы Альбера Камю, включающий «Постороннего» и «Чуму». При этом философская эссеистика Камю не издавалась по причинам идеологическим.
Цены черного рынка, немыслимо высокие при немыслимо высоких, многотысячных тиражах, демонстрировали истинный спрос на литературу, в частности на переводную, и в частности на французскую.
