Мы знали его, когда он был Кировским.
В детстве, переходя Неву, помню, воображал Чкалова, пролетающего между мной и водою. Ну и пусть что легенда, – пролетел же под мостом, когда снимали кино, пилот Борисенко. Нас водили на «Валерия Чкалова» всем классом, как раньше водили всем классом наших родителей, и все мы ждали, когда пролетит под мостом. Позже эпизод отзывался в подростковом сознании кадрами из «Искателей приключений» – это когда герой Алена Делона, отчаянный авантюрист, летел вдоль Елисейских Полей в полной уверенности, что смелость города берет и что он «прошьет» на своем самолете Триумфальную арку.
Представьте себе трехтомник Флобера на русском языке. В СССР Флобера издавали многократно, это далеко не первое издание. Год – 1983. «Мадам Бовари», «Воспитание чувств», «Саламбо», повести, философская драма… Как вы думаете, каков тираж?
Тираж – двести тысяч.
Наверняка возникнет вопрос: зачем так много, неужели весь тираж разошелся?
Удивительно не то, что весь тираж действительно разошелся, удивительно то, что он уже был распределен между читателями еще до выхода самого трехтомника. И число желающих приобрести собрание сочинений Флобера было во много раз больше объявленного тиража.
Собрания сочинений в то время распространялись по предварительной подписке, задолго до выхода книг из печати. Чтобы приобрести абонемент на еще не изданного Флобера, нужно было прийти к магазину в один-единственный условленный день за несколько часов до открытия и занять очередь. Очередь за Флобером выстраивалась ночью. Абонементы доставались лишь первым, большинство мечтавших приобрести тома Флобера, отстояв ночь, уходили ни с чем.
Вот так у нас распространялись подписные издания.
Разумеется, это касалось не только Флобера, но сегодня мы говорим о восприятии в России именно французской литературы2, – поэтому все мои примеры будут касаться Франции.
Я все чаще вспоминаю те удивительные годы. Время идеологических ограничений и невероятного интереса к литературе. Авторитет писателя был чрезвычайно высок. Вера в печатное слово была сродни религиозному чувству. Книгопочитание, царящее в стране, напоминало массовый психоз.
Когда несколько позже Горбачев объявил политику гласности и собрал по более-менее демократической процедуре Съезд народных депутатов СССР, оказалось, что каждый десятый из многочисленных (2250) делегатов – писатель.
Если бы Флобер был современником Горбачева и подданным СССР, он бы наверняка стал делегатом первого Съезда народных депутатов и внес бы свой вклад в дело так называемой перестройки.
