— На войне бывает и хуже!
Я не стал возражать Чанчибадзе, пожелал ему успехов, а сам отправился на наблюдательный пункт. По пути остановился в одной из колоний, недавно освобожденной от оккупантов. Там, под тенью старой акации, за столиком, сидели офицер-разведчик и два переводчика. Против них на высохшей траве расположились пленные офицеры. Судя по непринужденным позам, здесь шла оживленная беседа. При моем появлении пленные вскочили, вытянулись. Поздоровавшись, я спросил, накормлены ли они. Улыбаясь, некоторые из пленных поспешно показали котелки с остатками каши.
Офицер разведки доложил, что допрос окончен и пленные отдыхают перед отправкой в тыл, в офицерский лагерь.
— Как вы чувствуете себя в плену? — спросил я майора, человека в годах, с седыми усами.
— За эти сутки нас многое удивило, — непринужденно ответил тот. — Мы ожидали, что сразу же всех перестреляют, а вместо этого сытно накормили. Отношение хорошее, жаловаться не на что… Можно задавать вопросы?
Пленных интересовало, разрешается ли посылать домой письма? Дойдут ли они?
— Мы знаем, что русским пленным, находящимся в Германии, запрещено писать письма, — объяснил майор причину своих сомнений.
— Нам это известно. Однако мы переписку не запрещаем.
Из беседы с пленными мне хотелось узнать, какие меры предпринимают немцы для защиты от ударов советской артиллерии. Дело в том, что после переноса нашего артиллерийского огня в глубину противник в последних боях быстро отражал атаки пехоты пулеметными очередями. Старший лейтенант, ротный командир 336-й пехотной дивизии, самоуверенно утверждал, что наш артиллерийский огонь страшен только тем, кто находится на поверхности, а для солдат в траншеях и в блиндажах не опасен.
Дерзкая самоуверенность пленного офицера удивила меня, и я поинтересовался политическими взглядами собеседника.
— Я, как и мой отец, член национал-социалистской партии, — вызывающе резко ответил он.
— Как же вы, командир роты, не сумели отразить пулеметным огнем нашу первую атаку?
Мой вопрос задел фашиста за живое. Сделав несколько затяжек сигаретой, он сумрачно сказал:
— Не я, а мой сосед не отразил. Во время вашей артподготовки он спрятал своих солдат в блиндажи, а в окопе оставил только двух дежурных автоматчиков. Поэтому вы так легко и продвинулись вперед. А я давно изучил ваш метод ведения артогня, и у меня всегда большинство солдат сидят в траншейных нишах. Конечно, почти половина из них погибает. Но когда ваша артиллерия переносит огонь в глубину и пехота поднимается в атаку, оставшиеся в живых пулеметчики и автоматчики немедленно начинают обстрел.
