Узнать хотелось,
кто тому виной,
что все они обмануты страной,
но в ту страну ещё нещадно верят.
Я слышала, как плачут за стеной
за ними закрываемые двери.
Не пенсии достойной, не надбавки,
но свято верят, что придёт пора –
и государство по архивам справки
вдруг наведёт, как с самого утра
всю-жизнь-весь-век без устали трудились
в подсобках пыльных, в пышущих цехах,
но ту страну любили, ей – гордились,
лишь за неё испытывая страх;
что, если добр – то добротой ответят,
что, если пашешь с самого утра,
то позже благодарны будут дети,
ещё – тобой любимая страна.
Теперь надежды канули бесследно
и откричали в небе журавли.
А жизнь, которой так служили верно,
они в своём грядущем не нашли.
Но даже в смерти, даже и в могиле
не смогут вдруг подумать старики,
что чуждой они Родине служили,
что так они от правды далеки.
Они уйдут.
Пока – всего лишь в койку.
И, дома, зажигая тусклый свет,
винить отныне будут перестройку,
что ей не дали вовремя ответ,
что не спасли страну, в которой жили,
но не посмеют даже в судный час
задуматься, что зря они служили
той Родине,
в которой так дружили,
которую несли,
боготворили,
которую оставили
для нас.
