И покидая снова старый дом,
с десяток дней укладывая вещи,
ты думаешь теперь о часе том,
непоправимом и почти зловещем,
когда уходит из дому жена
(она одна была тобой любима),
о том, что чаша выпита до дна,
о том, как годы и стремленья – мимо,
о том, как от её озимых рук
сходил с ума,
в глазах искал прохладу.
Она уходит – и уходит друг,
других взамен которого
не надо.
Прошло лет двадцать,
но глядит она
из всех зеркал
оставленного дома.
И ты, как прежде,
по уши влюблённый,
теперь боишься,
что сошёл с ума.
И, точно ворон раненый,
летишь
подальше от гнезда,
от жизни светлой,
чтоб умереть легко и незаметно.
Так улетай!
…А ты всю ночь – грустишь!
