| They watched in shocked amazement while he laid deliberate siege to the one man in the town with whom he could have had nothing in common, least of all, money-a man who obviously could do nothing under the sun for him save give him credit at a little cross-roads store or cast a vote in his favor if he should ever seek ordination as a Methodist minister-a Methodist steward, a merchant not only of modest position and circumstances but who already had a wife and family of his own, let alone a dependent mother and sister, to support out of the proceeds of a business which he had brought to Jefferson ten years ago in a single wagon-a man with a name for absolute and undeviating and even Puritan uprightness in a country and time of lawless opportunity, who neither drank nor gambled nor even hunted. | Глубоко потрясенные, они наблюдали, как он начал планомерную осаду единственного во всем городе человека, с которым он не мог иметь ничего общего, а уж денег и подавно, - человека, который не мог решительно ничем быть ему полезен, разве что предоставить кредит в захудалой лавчонке или подать за него свой голос, если б ему когда-либо вздумалось выставить свою кандидатуру на должность методистского священника, - начал осаду казначея методистской церкви, лавочника не только со скромным положением и средствами, но уже обремененного женой и детьми, не говоря о матери и сестре -всех их он должен был содержать на доход от лавки, весь товар которой он десятью годами ранее привез в Джефферсон в одном-единственном фургоне, - человека, пользующегося репутацией исключительной и несгибаемой, даже пуританской праведности в стране, где в те времена царили беззаконие и произвол, человека, который не пил, не играл в карты и даже не ходил на охоту. |
