— Да, обязательно. Только давайте на час раньше. А сегодня после обеда зайдите ко мне. Есть серьезный разговор.
— Насчет защиты?
— Да, Эркинджан.
Жалюзи на окнах директорского кабинета были закрыты, гудел кондиционер.
— Садитесь, — директор пригласил Эркина не к журнальному столику, а к своему большому, на котором лежали папка с диссертацией и еще какой-то листок с машинописным текстом. Почему-то вспомнился любопытный взгляд Миры Давыдовны, когда она сказала свои стандартные слова о том, что директор ждет его.
Директор чуть откинулся в кресле, положил на край стола крупные руки.
— Должен вас огорчить. Собирался сказать утром, но не смог. И вас не хотел огорчать, и вашего отца особенно… Вы понимаете.
— Насчет защиты? — спросил Эркин.
— Да. Вернее, насчет вашей работы…
Гудел кондиционер, но было душно. Эркин молчал.
— С вашим отцом мы почти что родственники. Он старше меня и в молодые годы помогал мне. Знаете, после войны мы все жили очень трудно…
Да, Эркин знал, как отец, будучи деканом заочного отделения в институте, готовящем в основном работников торговли, помогал многим и его нынешнему директору среди прочих других.
— Я очень благодарен Ильясу Махмудовичу и, если вы помните, говорил об этом на его юбилее. Я был студентом, вся моя семья умерла от эпидемии во время войны.
Директор говорил о временах, давно прошедших, потому что никак не мог выговорить того, зачем пригласил к себе молодого человека. Дело в том, что в последние месяцы Азим Рахимович все больше и больше вникал в то, кем и как пополняется наука.
Совсем недавно из института ушел толковый парень, аспирант, опубликовавший две интересные статьи, ушел заведовать складом и после настойчивых расспросов объяснил, что не может строить жизнь и содержать семью на зарплату аспиранта, а потом младшего научного сотрудника, что лучшие годы уйдут на работу, которая и впредь будет давать ему меньше, чем служба на складе, где есть белила и лак для пола, шифер и паркет, цветная плитка и линолеум. Так прямо и сказал, добавив еще такое: вот если бы у меня папа был академик или директор универмага, тогда, конечно.
Московские мерки для Ташкента не годились. Конечно, и там ощущается падение престижа точных наук, конечно, и там толковые кандидаты наук, и даже наиболее толковые из них, все чаще склоняются к мысли о репетиторстве, о других побочных заработках. В Ташкенте же нужда в репетиторах почему-то иная.
Стало модой подчеркивать, что из простых кишлачных ребят, поступающих в вузы без достаточной подготовки, настоящие ученые выходят чаще, чем из отпрысков интеллигентных семей. Азим Рахимович улавливал внутреннюю справедливость подобных суждений, но это была не сама справедливость, понимал он, а лишь жажда справедливости. Разные вещи! Поднять уровень преподавания в сельских школах в принципе можно, но бюджет учебного времени остается и долго еще будет оставаться в пользу горожан. Да, кишлачным ребятам Азим Рахимович симпатизировал и помогал больше, но наука — это производство, производство идей и теорий, это заводы, работающие прямо на завтрашний день. Тут простои и брак не менее губительны, хотя и не так бросаются в глаза. Вчера вечером жена рассказала ему, как погиб больной, которому новоиспеченный кандидат медицинских наук установил неправильный диагноз. Ошибка была элементарной, недопустимой даже для пятикурсника. Помня все это, собрав силы, директор выговорил:
