Окаянный финн | страница 20

Раймо вскинул глаза на тетку и подумал, что легче было бы сейчас разговаривать с совершенно посторонним человеком, чем с этой святошей-родственницей.

— Раймо, проводи Сельму в горницу, побеседуйте там, — предложила Кайса.

— Ты стал в армии серьезнее.

— Из чего так заключаете?

— По лицу видно. Ну а как насчет веры?

— Не задумывался пока что.

— Послушай меня, Раймо! И ты обретешь веру, если будешь искать и молиться неустанно.

«Ну, начинается!» — подумал Раймо, глядя в окно на дрожащие от ветерка листья рябины.

— Ты обрящешь слово спасения и причастишься свету Его. Над тобой, Раймо, довлеет ложное представление о смысле бренной жизни земной. Не надо стремиться к тому, что никогда не может дать удовлетворения душе человеческой. Человек создан для вечности. Неужели ты не задумывался над тем, сколь мимолетно и неверно наше земное существование? Не стоит жить для наслаждений.

— Какие уж там наслаждения при нашей бедности, — проговорил Раймо как бы про себя.

— Спасение бедного человека в вечности. Вечная жизнь и раскаяние — только это действительно, а все остальное лишь кажется нам. За грехи взыщется, наступит час расплаты. Послушай меня, Раймо! Читай Святое писание, ищи истину о живом Господе нашем. Он в милосердии своем печется о всякой твари, населяющей землю. Боль и страдание пройдут, а милость Его дарует силы. Вера помогает нести бремя жизни сквозь все испытания и дает мужество взглянуть за грань времени, где уготовано воздаяние путникам, бредущим тернистой тропой. Вот, возьми этот пригласительный билет на большое собрание истинно верующих.

«Пропуск на небо», — подумал Раймо. взял билет и вышел. Сойдя с крыльца, он скомкал и выбросил прочь бумажку и сел под рябиной, поеживаясь и поводя плечами, как будто стряхивая с себя теткины поучения.

Раймо увидел Теуво, идущего с удочкой к реке вместе с соседскими ребятами. Мальчишки хлестали удилищами по кустам ивняка, подступавшим к тропинке; у одного из них леска зацепилась за ветку, и им пришлось остановиться, чтобы распутать ее. Пригибая ветки, ребята увидели гнездо кулика, обошли куст со всех сторон, разглядывали гнездо, не зная, как поступить, но потом, видно, решили, что это слишком легкая добыча, и побежали наперегонки к берегу.

Вот так, мальчишкой, и он бегал когда-то беспечно, босиком. Иной раз, бывало, так ударит палец о камень, что взовьется от боли и скачет потом на одной ноге и вырывается сквозь стиснутые зубы плач, похожий на тоненькое хихиканье. А когда боль наконец отпустит, кажется, что новый день начался. Все лето удишь рыбу да собираешь ягоды в лесу, вспоминал Раймо. Стоишь, бывало, на берегу, как изваяние, как вросший в скалу столбик, сдвинутая набок кепчонка легким облачком прикрывает лоб от солнца, а глаза, как два больших стеклянных шара, неотрывно смотрят на воду. Когда глядишь на струящуюся воду реки, мысли тоже текут свободно. Где начинается эта река, Пиелисйоки? Где-то в той стороне из маленького лесного озера вытекает она маленьким ручейком и устремляется к большим озерам, шумит по скалистым порогам, а кое-где, затихнув, разливается спокойной рекой — более километра в ширину, несет с собой ил, доски, пластиковые мешки, бутылки, все, даже дохлых поросят. Когда-то, во время войны, говорят, вылавливали из реки трупы. А когда вода спадает, пристани торчат высоко в воздухе, а по берегам полегла трава, занесенная глиной, и затянутые илом поваленные деревья кажутся темными каменными глыбами. Сейчас река несет свои мутные воды в северный залив озера Пюхяселькя. А скоро перекроют плотиной последние пороги и река станет совсем ручной.