Натаскав воды в баню, Раймо зашел в дом и стал рыться в бельевой кладовке.
— Чего ты там ищешь? — спросила Кайса.
— Мою белую рубашку.
— Зачем тебе?
— Может, схожу на танцплощадку.
— На вот, возьми эту. А у той воротник порван.
Как только баня была готова, Раймо пошел мыться первым, вместе с Теуво. Он тщательно вымыл голову и побрился. Вернувшись в дом из бани, он увидел отца, который только что пришел с приятелем.
— Знакомься, это Пааво Турунен. A-а… ч-чего это ты в белой рубашке? — спросил Юсси заплетающимся языком.
— Хочу прогуляться.
— Наверно, у парня девушки на уме, — сказал Турунен, посмеиваясь.
— Ты не спеши, мы вот только с Пааво попаримся и тогда пропустим по маленькой, — шепнул Юсси доверительно.
Раймо надел белую рубашку и темные выходные брюки, повязал зеленый галстук, достал из шкафа светлый спортивный пиджак, выйдя на крыльцо, почистил его щеткой и опять повесил на плечики. Потом вышел во двор и закурил сигарету. „Отец уже порядочно на взводе“, — подумал Раймо и вспомнил, как однажды отец угощал его.
Вскоре Юсси и Пааво вышли из бани, и Раймо увидел худые, дряблые руки отца, его впалую грудь.
Кайса прошла в баню с чистым бельем. Она заметила, что мужчины готовятся выпивать, и глаза ее расширились:
— Раймо не смейте спаивать!
— Какое там спаивать, только спрыснем возвращение из армии, вот и все. Да ты иди, ступай, ступай себе в баню!.. — проворчал отец нетерпеливо, достал из шкафа бутылку и налил в стопки.
— На, Раймо, это тебе для бодрости.
Раймо зажмурил глаза и выпил до дна. Закурил и с минуту посидел неподвижно, как будто прислушиваясь к чему-то. Потом закинул ногу за ногу и рукой, в которой держал сигарету, описал в воздухе широкий круг.
— Дай-ка еще согреть нутро, — сказал он.
— Полстопки налью, не больше.
— Нельзя же мне идти к девушкам, не развязав себе язык как следует, — сказал Раймо.
— Да ну их, теперь порядочных девушек даже в деревнях не осталось, говорят, все стали потаскушки, — сказал Турунен.
— Слушай, Раймо, я хочу поговорить с тобой начистоту, — начал Юсси.
— Говори.
— Мне сдается, что ты словно стыдишься нашего брата. Вот скажи ты, Пааво, что такое, по-твоему, социалист — скотина или человек? Эти деревенские хозяйчики меня за человека не считают, черт побери!
— Ты человек, человек высшего сорта, — твердо сказал Турунен.
— Мне совершенно все равно, в какой бы партии кто ни был, будь он только честным работником!
— Я думаю, что хорошего работника и здешние хозяева уважают, — сказал Раймо и медленно выпил свой стаканчик.