— Да-а. Но ты все-таки против социалистов. А вот перед тобой сидит настоящий коммунист. Вот он — Пааво. Ты посмотри на него хорошенько.
— Ну что ты, Юсси, зачем ему на меня глазеть? Я член партии, которая существует вполне легально.
— Меня все эти партии не интересуют.
— Нет, Юсси, не сумел ты воспитать сына, — усмехнулся Турунен.
— А что я могу с ним поделать, если он в буржуйской школе ума набирался. Но ты взгляни, Раймо, на эти руки: веришь ли, они потрудились на своем веку!
— Потрудились, конечно. Но только в средней школе нам ничего такого не говорили, а преподавали географию, язык, математику, закон божий, историю.
— Вот именно — буржуазную историю. Ведь это каждому, даже малограмотному, понятно, что буржуазия умышленно использует объективную, „беспартийную“ науку, чтобы превратить молодежь в стадо кротких овечек. Тебе, Раймо, пора уже начинать думать о жизни своей головой.
Раймо выпил еще стаканчик и стал напевать вполголоса: „Волга, Волга…“
— О, ты слышишь, он уже поет красные песни! — воскликнул Турунен.
— Это не красная и не белая, а просто русская народная песня. Подпевайте, старики, — сказал Раймо и взмахнул руками, как дирижер хора.
— Из тебя мог бы получиться регент. Как-то у нас в церкви был регент великанского роста. И вот однажды все пели псалмы, а он дирижировал и ка-ак взмахнет рукой, и его мизинец зацепился за воротничок директора банка, что в первом ряду сидел, а тот маленький был, толстенький, и вот регент поднял его в воздух, а сам все дирижирует и размахивает рукой, и бедный коротышка директор болтался в воздухе, пока не допели псалом.
— На черта Раймо быть регентом, ему надо политикой заниматься, — настаивал Юсси.
— Нет уж, в политики я не пойду ни за что, боже упаси. Я не могу прийти к людям и молоть всяческую чепуху, лишь бы только навести тень на ясный день. Все политики врут без зазрения совести.
— Это попы тебе вбили в голову такое?
— При чем тут попы!.. Но в понедельник я выхожу На работу и начинаю вкалывать.
— Ну так выпьем за удачное начало! — сказал Юсси, наливая стаканчики.
Раймо искоса присматривался к Турунену. У него были глазки-щелочки и толстый короткий нос. Когда он делал затяжку, и пускал дым носом, его ноздри расширялись и становились круглыми, как колечки. Раймо подмывало съязвить, сказать отцу что-нибудь ехидное, на-помнить о том, как он всегда свято верил предвыборным обещаниям, хотя после выборов жизнь не становилась лучше, но тут вышла из бани Кайса, и он встал, стараясь казаться совершенно трезвым.