Я застал его за сборами. По кабинету метался крепкий, не по годам седой мужчина в кожаном пиджаке и ярком галстуке, ворошил какие-то папки, гремел сейфовой дверью и между делом коротким движением поднимал и бросал трубку почти беспрерывно звонившего телефона.
— Вы по поводу насосной станции? — встретил он вопросом. — Все! Насосную я передал по наследству. Меня уже здесь нет. Вопрос не ко мне. Я уехал.
Мне показалось, что его действительно уже нет здесь, и вместо хозяина кабинета мечется его тень. Он больше не видел и не слышал меня, вдруг расхотелось говорить, хотя я заранее подготовился к этой встрече и рассчитывал дать ему урок почитания родителей. Передо мной же оказался замотанный делами человек. Я ждал увидеть этакого сноба, попавшего из грязи да в князи.
— Вы случайно не ногами родились? — спросил я.
Он вскинул голову и непонимающе уставился на меня.
— Все люди головой рождаются, — пояснил я. — А некоторые неправильно, ногами.
— Я как все, — бросил он уверенно и снова принялся за дело. — К чему такой вопрос?
— Мать ваша кланяться велела, — я открыл дверь. — Сказала, если путь будет, так чтобы попроведали…
Я уже спустился вниз, когда услыхал дробный стук каблуков на мраморной лестнице и неуверенный голбс секретарши. Здание было высокое, гулкое, и разобрать, кого она зовет, было нельзя.
Не знаю, выпал ли сыну путь сходить к старухе матери, или его все-таки задолбали дела. После многих встреч с людьми, живущими, как и я, на меже, вдруг поколебалась вера в материну примету. Среди рожденных по всем правилам природы что-то много странников, бьющих ноги по чужбинам, много «невозвращенцев» и Иванов, родства не помнящих. А может быть, природа время от времени меняет свои правила, придумывает новые шифры, приметы, и не потому ли я никак не могу прочитать найденную мной заветную книгу?
С того дня Параня к нам зачастила. Выйдет на переправу, глянет, как работает мотопомпа, и снова в избу. А то так разговорятся с матерью, что она и про дорогу забудет, либо ей не хочется одеваться и бежать на мороз. Тогда мать посылала меня, и обрадованная Параня знай нахваливала, какой я большой и послушный. Мать за разговором по хозяйству управится, в избе приберется и сядет за рукоделье — вязать или вышивать. Параня сначала присматривалась, примеривалась и тоже пяльцы попросила. Но боже мой, как ее-то руками браться за такую работу? Иголка в пальцах едва держится, а уж попасть ею куда нужно, вышить простой крестик, который Алька лет в шесть научилась, — труд невероятный. Однако Параня день за днем терпеливо кряхтела над пяльцами. Поглядит открыв рот, как мать ловко управляется с иглой, пошепчет что-то и давай путать нитки. Если мать кружева плетет — и она за крючок. С вязанием у нее совсем ничего не выходило, но Параня все равно радовалась и подсмеивалась над собой: экая неловкая! Не руки — грабли. Да ничего, медведя и того научить можно. Глазами-то я все запоминаю — руками не могу.
