Сон не шел, абсолютно, вот как сейчас, в третьем часу, и уже не придет. Бесшумно шаркая подошвами медленно вдоль и поперек меряю камеру время от времени поглядывая на соседа, тихое дыхание которого едва доносится с нижней койки. Спокойное, умиротвореное, чисто вымытое лицо обычного, вроде красноармейца 43 – го, рубящего тупой саперной лопаткой безоружного пленного, жителя мирного, меня самого. Да, и меня самого, но узнал я об этом только сейчас, спустя годы в STURBUCKS за чашкой капучино, от тебя и узнал – ай умничка!, ничем себя не выказал, виду не подал, не сорвался – нельзя мне, словно саперу по минному полю густо усеяному без миноскателя идущему ошибиться, дойти надобно во что бы то ни стало, но до конца самого – только глаза отвел чтоб ты в них нечто не увидела, не смотри в глаза собаке, псу бешеному, зверюге смертельно подраненому.
Она прошла на расстоянии вытянутой руки с кавалером. Столик недалеко от оркестра, я, Лёха, две дамы. И ты, продефилировавшая рядом с кавалером.Три месяца минуло с тех самых пор как ушел в никуда от женщины которая застила собою весь белый свет, а вот взял и ушел. Прошла бездна времени и я спрашиваю себя в раз который, как возможно такое, почему ты бежишь словно от чумы от человека без которого еще вчера не мыслил жизни. Буквально и в прямом смысле этого слова. Расстанься мы раньше, и я бросился бы в канал, занемог надолго в дурке, но вот нечто переворачивается вверх тормашки и я ухожу, нет – убегаю сломя голову, но вот – ты прошелестела мимо, всего – то навсего, с кавалером…
Ночью той в доме том прежнем руками голыми разломано было всё, что невозможно разломать руками голыми, ножом простым кухонным изрезано всё, что невозможно лопаткой саперной. Я таки дождался ее. Затем мы еще встречались дважды. Спустя годы и десятиления. Скелет этот из своего персонального шкафа я заберу с собой. Как унесу ночную исповедь – признание случайного собеседника по блоку 3-А в городе, откуда полыхнула Вторая мировая. «Не трогайте их, они такие же как и вы, только переодетые», – предостерегал бесов Мефистофель, готовящихся ринуться в бой против ангелов. Кто я – ангел кроткий, в жизнитравинки не сорвавший, или демон с переналитыми кровью глазами, готовый растерзать любимое существо? Ревность, это что, как, откуда берется чувство это испепелящее страшнее которого природа не выдумала ничего, терзался и мучался вопрошая себя при прыгающих бликах – зайчиках на выпуклой сводчатой поверхности каземата в ночной тишине лишь изредка нарушаемой специфическими шорохами, почему выворачивает нас, рвет наизнанку болью дикой, почему сатанеет, разум теряет, да он скулит просто, щенку малому уподобляясь, то, что было человеком раньше.
