По осколкам | страница 22



Наверное.

Я протягиваю вперед руку с пустым бокалом и чуть покачиваю им из стороны в сторону:

— Не нальете ли еще? Очень вкусное. Когда снова доведется попробовать…

Она наливает, рука ее не дрожит. Лицо такое, словно я только что полностью просоответствовала ее ожиданиям.

Да чтобы вас всех разорвало! Неужели вот так все просто?! Нет Крин — утрись и принимай новую? Но если я облажалась один раз и могу облажаться второй, то что дальше — принимай следующую?

Но как же я без Крин?..

Глаза мои становятся горячими.

И раньше, чем я успеваю взволноваться от того, что моя Старшая увидит сейчас эту глупую слабость, она ползет своей плавной походкой к тяжелым занавескам, за которыми двери, и уже оттуда — повернувшись и глядя в упор! — произносит вовсе не «Инэн, что с тобой?», а:

— Располагайся.

Неужели не увидела?!

Я едва не проливаю вино.

Ну ладно, Старшие не из Мастеров, не умеют менять. Поэтому гуляет мнение, что они из Основателей и умеют смотреть. И что? И я вот тут теперь сиди, забудь, как пол-вдоха назад горевала о своем Мастере, и думай уже о том, что моя Старшая то ли и видеть тоже не умеет, то ли видит, но не хочет со мной говорить. Не слишком ли много исключительности сегодня?

Располагайся…

Ну, расположусь.

На полках и за дверцами шкафов не хранится ничего занятного — это я с давних времен знаю. Разве можно было бы вытащить серый с золотым балахон, надеть его и пошататься туда-сюда, копируя скользящую походку моей Старшей. Но это неинтересно, поэтому я разваливаюсь на диване и высматриваю, найдется ли что-нибудь, чтобы и вставать не пришлось, и само подвернулось.

В нижнем ящике одного из столиков, под бархатным лоскутом, — коробка, а в ней — тонкие сигары. Я знаю один из двадцатитысячных, где табак выращивают местные, и знаю, что выращивают они табака немного — для себя и с небольшим запасом. Спросишь про запас, не станут скрывать, что держат не для себя. Торговать им не с кем, наши иногда прихватывают по чуть-чуть.

Привычка курить среди наших водится, но только среди тех, кто сам в пути. О том, чтобы курил кто-то из безвылазно сидящих на Первом, я раньше не знала.

Одна-ако…

Теперь, кстати, понятны привычки Старшей — если долго курить, глаза начинают болеть от света, замедляешься, двигаешься мало, все больше хочется лежать.

Не пришлось раздумывать, чтобы понять, кто принес сюда эти сигары с того осколка. Вот только зачем? Ала ведь даже не ее Старшая, никакой прямой выгоды. На что тогда сделан расчет?