Опытный редактор, как умелый возница ослика морковкой, манил свой коллектив грядущими полновесными премиями и высокими зарплатами, а они, надо сказать, и так уже были немаленькими.
Конфликт случился, когда Юля отказалась выйти на работу в воскресный день.
Уже и не вспомнить, что там нужно было сделать. Скорее всего, как всегда, ничего особенно важного, ничего такого, чего нельзя было бы сделать в любой другой день. Но в этот раз нужно было решать какие-то вопросы непосредственно с редактором. И коллектив не возражал – работать, так работать.
Одна Юля вылезла.
– Извините, Илья Моисеевич, – сказала она, – а нельзя ли нам встретиться в субботу? Я приеду в любое время, когда скажете.
– В субботу? – его брови возмущенно полезли вверх. – В субботу у меня шабат, дорогуша. А в шабат я не работаю, чтобы вы знали. Так что в воскресенье – и точка.
– А я… я не могу в воскресенье, Илья Моисеевич, – сказала Юля и закусила губу, чтобы не было видно, как она волнуется.
Все нутро ее кричало: «Что ты делаешь, опомнись! Не лезь на рожон! На что жить-то будете?»
Да, время, конечно, было не подходящее, чтобы гусей дразнить, это верно. Родители как раз сильно сдали и болели, на лекарства уходило целое состояние. А дети! Раньше на памперсы работать приходилось, а теперь росли как грибы, только успевай одежду и обувь покупать. Господи, а долгов-то сколько? За кредит, который ему на работе дали для покупки квартиры, Валерка еще только начал расплачиваться. Зарплату почти всю забирали, только на Юлину надежда и была.
И Юля уже хотела извиниться за свои слова, замять дело и не идти против начальства, но в этот момент вспомнила бабушку, вспомнила, как она до последнего дня обязательно ходила в церковь.
– Бабуль, ну давай хоть через воскресенье, – сколько раз уговаривала ее Юлька, – тяжело же тебе, да еще и в церкви садиться не хочешь, лишний раз себя мучаешь.
– Что ты, деточка моя, пока жива, пока ноги меня хоть как-то носят, надо идти. И тебе наказываю: не можешь идти – ползи к Богу, хоть на четвереньках, а ползи. И Бог тебя никогда не оставит, Юленька. Он оставляет только тех, кто сам Его оставил.
Юля сглотнула сжавший горло комок и сказала:
– Я могу в любой другой день. Буду работать, сколько скажете. Хоть вечером, хоть в шесть утра. Но не в воскресенье.
– Почему это? Что еще за новости? Все, значит, могут, а вы нет!
– Я могу в субботу. Но это для вас шабат и вы не работаете, а идете в синагогу. А в воскресенье у меня Воскресенье! И я тоже не работаю, а иду в церковь, – дерзко сказала Юля, прямо глядя начальнику в глаза.
