Он отметил День благодарения с семьей своего брата Алекса в Чикаго и сумел не омрачить застолья. Десять рождественских дней провел в пригородном доме Полы в двадцати милях от Нью-Йорка. Теперь Мертон ему нравился, и он не мог вспомнить, почему раньше он ему не нравился. Он гулял с детьми по снежным пригородным улицам, вставал с ними на коньки и смотрел, как они пробуют новые лыжи на горке. В своей маленькой спальне у Полы, в северо-западном углу дома, где помещались только кровать и шкаф, полный Полиных книг, он почувствовал себя так, словно начинал жить заново. В комнате были новые синие обои, пахло свежими простынями, из нее виднелся склон с голыми деревьями. Он составил план.
Он уехал в четверг после Нового года, до Нью-Йорка добрался поездом, не дав Мертону отвезти его в аэропорт. У него была идея решить вопрос секса тогда же, до возвращения домой. Когда он остался один, его нервы напряглись так, что в груди как бы искрило электричество. Он чувствовал это все время, пока ехал в поезде вдоль реки. Когда он расписывался в гостиничном журнале, у него перехватило дыхание. Гостиница была захудалая, невдалеке от центра. Он сказал себе; меня зовут Тони Гастингс, профессор математики. Я не отсюда. Я пережил тяжелое испытание.
Я пообедаю в дорогом изысканном месте. Он нашел ресторан в богатом отеле, но у него не было ни аппетита, ни терпения на долгие перерывы между блюдами. После обеда он вышел и робко ходил среди толпы, поглядывая на грязные окна, как таящийся охотник. Он подумал: Рэй, Лу и Турок здесь, смешались с толпой, они меня увидят. Музыкальные магазины, закусочные, ломбарды, игровые автоматы. Он сказал: я не бесполый я как все, но голова у него была полна мыслями о грабителях и о том, что его обворуют. В его воображении его сгибали в бараний рог. Он зашел в бар и удивил себя (хотя так и спланировал поступить), подсев к женщине за барной стойкой. Ей было за тридцать, на ней было черное платье с белыми цветами и белым бантом, у нее было круглое лицо и испуганный вид.
— Привет, — сказала она.
— Привет.
— Как звать?
— Тони. А вас?
— Шэрон.
Она разрешила ему отвезти ее домой на такси. Он был нервически изумлен своим успехом, так как испытывал глубокий страх перед чужими людьми и никогда раньше не снимал в общественном месте женщин. Он все еще боялся и думал, не навстречу ли смерти направляется, но ее тревога отчасти ослабила его страх. По дороге она сказала:
— Если хотите знать, я не проститутка.
