Всё ей было странно на этой земле. Город, который она и назвать таковым не решилась бы, – патриархальный, древний, в черноте бревенчатых дворов таящий чуждое и пугающее, – вдруг раскрывался великолепным белокаменным храмом, настоящим шедевром, будто растущим из грязи обычного людского жилья. Исида не понимала: почему живущие так скудно строят такие храмы?! Или зачем церкви стоят одинокие, в поле, там, где нет дорог, людей, нет ничего вообще в округе на сто вёрст? Что в этих монастырях делают люди? Почему идут к ним паломники через всю Россию? И почему ей хочется здесь остаться?!
Что бы она чувствовала тогда, если бы знала, что где-то здесь, совсем рядом, живёт её любимый мальчик, её третий гений. Ему – всего двенадцать. Он бегает в поля, сидит над Окой, читает, слагает свои первые стихи, гладит коров, страдает от непонимания окружающих его людей и трепещет от разрывающей боли красоты своей родины.
Ошеломлённая, возвращалась она в Москву. Нет, не о том она мечтала, когда ехала со Станиславским. Она-то думала, это будет романтическая прогулка…
Станиславский же остался доволен. Ай да Исида! Что за душу Бог вложил в это чудесное тело! Всё, всё поняла. Да она русская, ей-ей! Просто родилась не там…
Простая и безыскусная, отдавшая танцу всю себя, без единого остатка, Исида не казалась ему ни пошлой в своей прозрачной тунике, ни вызывающей. Так резвится дитя на лугу, когда его никто не видит. Прекрасное дитя – Исида. Ну как ему реагировать на её заявление: «Я хочу иметь от вас ребёнка! Он будет гением»? Смешно? Вовсе нет. Но как-то не по-христиански. И кем будет его ребёнок? С кем жить? С ней? А он?! Нет, нет и нет, милая барышня.
Станиславский был по-мужски дьявольски красив. Рослый, широкогрудый, осанистый, с крупными, выразительными чертами лица, с лёгкой сединой на висках. И – нечто тонкое, неуловимое, что Исида всегда чувствовала и знала безошибочно: он – гений!
В этот приезд в Россию Исида твёрдо решила завоевать его. Сейчас или никогда! Вежливый, внимательный, вдумчивый, часами выслушивал он рассуждения Исиды об искусстве. Она тоже много, много хотела понять в театральном таинстве. В конце концов, если она найдёт для Теда работу в России, это ещё может снова сблизить их, ну, хотя бы ради дочери. Образ водяной нимфы, что тогда танцевала Исида, всё жил и жил в ней, раскручивая бесконечную спираль-маятник под сердцем. Она не могла остановиться. Ей хотелось танцевать снова.
