Он видел: Россия притягивает Исиду. Что она ищет здесь?! Успеха, славы? Да, но почему так задумчив её взгляд, когда она смотрит в белую даль снегов? Ей надо показать настоящую Россию. Быть может, Исида поймёт её тонкое, различимое лишь одним сердцем очарование, её неброскую красоту. А он… Он поможет уловить тот незримый дух, что ищет её гений.
Станиславский предложил Исиде поехать в глубинку, в Вологду, в Рязань. Она согласилась сразу.
– Что есть Рья-зань?
– Увидишь, – усмехнулся тот.
Сани мчались шибко. Исида, укутанная, смотрела на профиль Станиславского. Зачем он везёт её куда-то? Рья-зань. Восточное какое-то слово. Она-то думала, он флиртует с ней. Не тут-то было.
Внезапно сани остановились. Станиславский помог ей выйти.
В ноздри ударил морозный воздух. Дух захватило от раскинутого вокруг простора. Бескрайние белые поля с кромкой темнеющего вдалеке леса, одинокие вётлы вдоль дороги. Колеи, колеи. Крик далёкой птицы. Никогда Исида не видела такого огромного, необозримого, почти голого пространства. Оно было трогательно обнажённым, простым и таким настоящим и диким, что слёзы выступили на глазах.
– Холодно и ветер, – заметил её слезинки Станиславский.
В горле был спазм. Она и сама не знала почему.
– Знаешь, – сказала, – у вас тут свобода. Много места… Нет, не то, не то… А если пойти вон туда, – она махнула рукой, – куда придёшь?
Станиславский рассмеялся.
– Если очень долго идти, к Волге-матушке, пожалуй.
Он предложил ей снова сесть в сани. Она не хотела. Стояла и стояла. Не могла оторвать глаз от горизонта. Станиславский продрог.
Она смотрела вдаль, и нечто странное, тревожное поднималось в душе. Будто она здесь, а на самом деле – нигде. Потрогала сказочную, искрящуюся ледяную скорлупу, обернувшую прутики вётел. Льдинка обожгла пальцы. Особое время – скоро весна, но кругом снега. Ещё совсем немного – и они ринутся потоками с полей в ручьи и реки.
Воздух пах влагой, старым деревом полозьев, соками земли. Её подспудное дыхание Исида ощутила.
Когда наконец села в сани, начало смеркаться. Где-то вдали слышался протяжный вой.
Сказала:
– Я бы ехала так вечно… Чтоб на эти поля смотреть, – и посмотрела ему в глаза глубоко.
– Ого! Исида! А ты – русская, – рассмеялся. – Надо тебя с каким-нибудь крестьянским поэтом познакомить. Из тех, что живут в своих избах, бают песни народные. Знаешь, песни наши – живые, как твои танцы. И вся Россия – живая… Слышишь? Здесь, в Рязани, есть старичок один. Не поймёшь, конечно, о чём, но просто – услышишь. Да, море тоже живое, но оно не умеет спать и прятать свою нежность, как умеет это наша природа. Знаешь, как весной каждая канава любуется мать-и-мачехой…
