Мальчишкой он вытирал кровь из носа, храбро уверяя, что «к завтраму всё заживёт». Что ж теперь?! Уж лучше бы били в морду.
Что он различил, заглянув глубоко в себя? Свою чёрную, звериную гибель на белом снегу. Потому что «прозревшие вежды закрывает одна лишь смерть…». Нельзя видеть то, что происходит с его Русью, нельзя. Те, кто видят, – уже мертвецы. Как его любимый Лёнечка. Не сумел он пройти сквозь эту вражью жуть. Пусть отведал враг его клыков в последнем, смертельном прыжке, но Лёни нет…
Вспомнил, как в Харькове, год назад, в 1920-м, над Хлебниковым издевались. Ве-ле-мир! Властелин Земного шара!
Венчали его на царство, дарили ему кольцо. Несчастный, безумный, тот верил. А ведь это он предрек ему – Сергею – Вознесение, а Голгофу – Толику. Только ведь Голгофа – для преступников тоже, не только для Царя Иудейского…
Пусто ему, пусто вокруг. Одни свиные рыла, хари в кабаках. Скучно. Всё уже в жизни рассмотрел, всё узнал. Его любимый дом, его милая деревня – пропадает ни за грош. Она умирает. Вздыбят его Оку бетоном, раскромсают поля вышками электропередач, четвертуют леса рукавами шоссе.
Когда-то он назвал себя Пророком. Разве он знал, что примерённая чужая одежда духа прирастает намертво, становится частью твоей души, твоим крестом?! Будешь светом – тьма будет льнуть к тебе. Бесы завидуют божественной искре, стараются быть ближе к ней, чтобы отнять, присвоить, испоганить. Этой силой и живут. Нет тьмы без света. Клюев когда-то говорил ему… Владение Словом есть владение душами. Потому что Слово и душа – суть одно и то же.
Хуже всего то, что, заглянув в себя, понял: он бесконечно стар. Когда он успел состариться? Потрогал сердоликовый перстень на пальце. Молниеносный вихрь кружил его судьбу, наряжал её празднично: златом и цветеньем. Кажется, вот только вчера бесшабашно хулиганил с Толиком. Ах, как им было хорошо и весело! Милый Толик… Милый, но нечто загадочное в нём. Никогда-то им препятствий не чинили. Всё будто в руки само ложилось. Никогда-то не трогали. Почему? Неужели он когда-нибудь узнает – почему. Кто он, милый Толик? А ещё он пытался стихи его переделывать – в шутку. Ничего-то у него тогда не вышло, недоумевал. Сергей смеялся. Потому что каждое слово – на своем месте, каждое – наполнено светом. Завязаны фразы – как заговор, как молитва. Переставь хоть одно словечко – будто камень инородный, глаз и ухо об него спотыкаются.
Толик считал его желание назвать себя Пророком очередным вывертом ума, всего-навсего маской. Увы, Сергей прозрел истину. Становишься тем, кем называешься. Только нести надо. Хватит ли сил? Или упадёшь и распластает тебя на земле?
