Как же всё скверно! Будто первая позёмка забралась в сердце. Оно уже не бьётся, как раньше, когда ласкает он даже самую желанную девушку. Да и любил ли он когда-нибудь вдрызг, по-настоящему, крепче смерти? Нет. Будто что-то тлеет ещё к Зинаиде… Лучина колючая тлеет. Всё сердце исколола. Всё одно – не то.
Недавно на свидании, обнимая поэтессу, маленькую Надю, сказал ей, не хотел, а сказал, само вырвалось:
– Влюбиться бы по-настоящему! Или тифом, что ли, заболеть!
Считалось, что тиф очищает душу, даёт новую радость жить.
Вдруг эта тоскливая скука, этот холодок потушит пламень его уст?! Хуже этого Сергей ничего не мог представить. Да он всё, всё отдаст своим стихам!
Его жизнь – как скоротечный сон, как промельк окрашенного рассветным, алым солнцем белого волшебного коня. Такого, как на картине Петрова-Водкина, такого, как в детстве.
Только ему не страшно скакать, а радостно. Утро росное, розовое, сияющее, врывается в грудь холодным воздухом, шум в ушах, стук сердца и топот копыт по упругой, мягкой земле. Травы шёлковые стелются. Ветер ласкает щёки. Он свободен, он летит, как ветер. Травы увянут и родятся по весне вновь. Конь розовогривый истлеет и снова родится жеребёнком. Его тоже не станет, отцветет золото его волос… Вернётся ли он?
Она никогда и никуда не спешит. Её выступления ждали во всех странах мира! Что такое полчаса-час?! Если хотят её видеть – пусть имеют понимание. Она ещё не готова. Одиннадцать ночи? И что? Иляилич торопит её. Великолепным, юным и гибким движением повернула шею. За окном, тем самым, в котором пришло видение её дорогих погибших деток, мрак и темь. Вдруг испытала тошное предчувствие. Ох, не нужно бы туда ехать. Медленно-медленно обвела пунцовой помадой маленький рот, нарисовала длинные стрелки на веках. Красное платье, свободное, длинное, струится в пол. Выпить шампанского? Ну, если только один бокал.
Пусть ждут. Сама она уже ничего не ждёт. Быстро вошла в детскую. Простые нары, сколоченные из досок, в несколько рядов, покрытые чудом и взятками добытыми в спецраспределителе матрацами и одеялами американской гуманитарной помощи «АРА». Разве сравнить это с роскошью её старой школы! Но она сделала для детей всё, что могла. Они не спали – она слышала их шепоток, когда подходила к двери. Нейдер следовал за нею тенью. Прижав руки к груди, взволнованно сказала им: «Дети, что бы со мною ни случилось, помните всё, что я говорила вам, чему учила. Передайте эти знания другим».
