По мере того, как жизнь становилась все труднее, и возможность дальнейшего существования делалась все проблематичнее, Игнатьев начал чаще и серьезнее задумываться над непонятными изгибами своей судьбы. В долгие часы молчаливой борьбы света со тьмою, когда хмурые сумерки тяжело вползают в комнату, и черные тени выдвигаются изо всех углов, — он неподвижно сидел в кресле и тщательно старался высвободить нить воспоминания из того запутанного клубка, в котором переплелись и перемешались переживания прошедших лет. Неужели после всего пережитого и перечувствованного, после всех потрясений и бедствий мировой и гражданской войны, чудесно уцелевший в кошмарные дни эвакуации и благополучно перебравшийся в Европу, — он должен будет погибнуть теперь, когда все, казалось, начало уже складываться к лучшему?.. Неужели судьбе угодно будет, проведя его целым и невредимым через все опасности, погубить именно тогда, когда самая незначительная крупица счастья, или удачи только, могла бы кардинально изменить все течение его жизни и снова сделать из него человека? Задумчиво следя за тающими в воздухе струйками табачного дыма, Игнатьев старался восстановить в памяти все этапы, через которые он так счастливо прошел, незатронутый и незадетый ничем… Вот он принят в военное училище и по окончании немедленно отправляется на фронт. Вот он обнаружен неприятельской артиллерией и попадает под обстрел тяжелых орудий. Легкий холодок и теперь еще пробирает его по коже при воспоминании о том, как пала под ним смертельно раненная лошадь, как взлетел на воздух в двух шагах от него разорванный на части Орлов, как была уничтожена большая часть его отряда… Он же сам, словно заговоренный, вышел цел и невредим, и притом не делая каких-либо усилий для собственного спасенья, а лишь честно выполняя свой солдатский долг… А в другой раз, когда в щепы разнесло мельницу, на которой он сидел в качестве наблюдателя, и были искромсаны все, кроме него одного, — что это было тогда? Не чудом ли спасся он, заблудившись со своей ротой в лесу и уйдя в противоположную сторону от той, где находилась, как потом выяснилось, неприятельская засада, изрешетившая пулеметным огнем отряд капитана Александрова? Что увлекло его из землянки за минуту до того, как она была уничтожена — со всеми в ней находившимися — разрывом бризантного снаряда? Многие ли из его товарищей уцелели в адском пламени этой нечеловеческой борьбы? Многие ли, сохранившие даже свою жизнь, не остались инвалидами, уродами, калеками?
