— Ого, «шнырь»[3] без клавиш, а нацарапал полную доску! Где вы такого ерундированного инженера выкопали? — спрашивал один.
— Везувия Сергеевна, а где у человека душа? Вы должны ответить как литератор?!
— А что делать, если снятся сны на иностранном языке? — хихикал третий.
Везувия понимала, что на все вопросы у них есть ответы, многие она знала.
— Вы как директор объясните, что такое брак, семья? — гоготнул Веселов. Везувия заерзала на стуле. Это уже были вопросы из той клеенчатой книжицы, которую она конфисковала у Варвары. Как ни доказывала та, что этого нельзя допускать, раз тебе доверили, записей она не вернула.
— Доложила поганцам. Ну погоди, Свет-Варварушка, ты еще пожалеешь. Взглянув на Веселова, про себя выругалась:
— Чего вылупил шнифты?! — сидеть в классе делалось невозможным. Кивнув дежурному уборщику, что торчал наготове возле дверей, Везувия вышла в коридор, закурила.
Последнее время на душе у директорши было особенно пакостно. Давал знать о себе возраст, чувствовала, что власть ее над учителями дала трещину. Но самое главное это то, что ее все-таки нашли. И поползли назойливые, терзающие днем и ночью мысли.
В памяти всплывали, еще ярче чем ранее, далекие картины военного времени. Раненых поспешно грузили на машины. Несколько снарядов попало в здание школы, где размещался прифронтовой госпиталь. Медперсонал, захватив документы и медикаменты, спешил покинуть место. Здесь пройдет линия фронта.
Калифа спряталась за шкафом в школьном кабинете. Перебирая в памяти все молитвы, которым учила тетка Шарихад,Калифа ждала. Обстрел кончился. Наступила тишина. Калифа сбросила ненавистную гимнастерку, солдатскую юбку, надела платье и платок девчонки-санитарки. Все! Вот и кончилась карьера военной медсестры. Она с облегчением села. До ее слуха донесся чей-то приглушенный стон. Калифа выглянула в коридор, прислушалась. Кто-то звал на помощь.
— Идти или нет? Что делать? Все равно надо уходить, — подумала Калифа.
В вестибюле, у входных дверей, лежал хирург госпиталя. Врач пытался зажать вену на развороченной осколком руке, но силы покидали его.
— Калифа, — простонал раненый, — помоги. Калифа! Скорее, Калифа! Перетяни вену, оставь человеку самое дорогое — жизнь. Но Калифа стояла и смотрела, как вытекала кровь из раны медленными слабеющими толчками, как вспыхнули на секунду удивленно и гневно глаза умирающего хирурга. Везувия вздрогнула, вспомнив эти остановившиеся на ней глаза военного врача.
