Том 4. Песнь над водами. Часть III. Реки горят | страница 82



«Разве я когда-нибудь любил кого так, как тебя?» — думал Стефек, провожая взглядом капитана, удалявшегося к землянке командира. Отца? Нет, ведь он почти не помнит отца. Соню? То была другая любовь. Без этой жажды самопожертвования, без стремления принять на себя любые удары, лишь бы уцелел тот. И ведь капитан Скворцов был не на много старше Стефека — на каких-нибудь несколько лет, не больше.

Простой человек, слесарь из Донбасса. Но Стефеку не приходило в голову обратиться к нему фамильярно, попросту, как к ровеснику. Нет, это было другое. Не потому, что Скворцов важничал или принимал позу героя. Нет. Он был простым и веселым. Но был действительно героем. Не только потому, что имел такое звание. Это было лишь внешним подтверждением факта. Он был таким героем, о каких Стефек читал в детстве в книгах, о каких мечтал. Нет, даже больше. И Скворцов стал составной частью той удивительной жизни, которой жил теперь Стефек, неправдоподобной, безумной жизни, упоительной и страшной одновременно.

Капитан Скворцов стал для Стефека олицетворением всего лучшего, что Стефек чувствовал сегодня и что чувствовал раньше. Вспомнились далекие, туманные вести о Красной Армии, совсем не такой, как все другие армии в мире. Стефеку случалось читать советские книги, в немногих переводах попадавшие в Синицы или Влуки, и в его сердце росла мечта хоть когда-нибудь увидеть Красную Армию своими глазами. Он мечтал, что наступит час и она придет, эта армия свободы, и принесет свободу на земли над Стырью, над Горынью, до самого Буга — и дальше, за Буг.

И вдруг в тридцать девятом он, наконец, увидел ее своими глазами, и она не принесла ему ни малейшего разочарования. Разве только то, что она не пошла дальше, за Буг…

Люди этой армии были как раз такими, какими он представлял их себе. И в то время как свирепствовали лживые слухи, как из уст в уста передавались всякие ужасы и нашептывалась всяческая клевета на большевиков — ни один, кто видел на Западной Украине Красную Армию, не поверил ни одному дурному слову о ней. То, как она вела себя, закрывало рты даже врагам.

А позже, в июньские дни сорок первого года — о, как он смотрел на советских солдат, не смея и мечтать о том, чтобы стать одним из них, носить красную звезду на шапке, надеть эту овеянную славой форму, форму армии народа.

И теперь все, что он слышал, читал, видел собственными глазами — высокое мужество, безграничное самопожертвование, — все приобретало в его глазах черты милого, чуть рябоватого лица и серых веселых глаз капитана Скворцова…