Запыхавшаяся Ройчиха передохнула и торжествующе оглядела заслушавшихся женщин.
— Так ее, с пустыми руками, и выгнали?
— А как же еще? Что у нее там было что-нибудь свое, что ли? Ничего. По всей справедливости жене все полагалось.
— А этот Каня зажиточный был?
— Ну а как же? Свиньями торговал, да и земли у него уйма. И дом, Веселовская говорила, каменный.
— И все это теперь его бабе?
— Все дочиста! Детей-то ведь у них не было.
— Анна-то и так за эти два года небось сладко поела.
— А теперь вот так, на все четыре стороны…
— И правильно! Надо было ей еще всыпать получше! Это что же такое? К женатому пошла. Знала ведь небось, что у него баба есть!
— Люди, люди! Что делается-то! Так без стыда и совести с женатым и жила?
— Так и жила.
— И баба его так ей и позволила?
— А что ей было делать? Только когда помер, она назад на свое хозяйство воротилась…
— И дом, говоришь, каменный?
— А как же! Веселовская говорила.
Они качали головами, без конца дивясь.
— В каменном дому жила, а вот теперь как довелось!
— На дороге рожать.
— Кабы этот Каня жив был, она бы и до сих пор как барыня ходила!
— Еще и почище. Потому ведь ребенок родился бы, а этот Каня страсть как за детьми убивался, через это и свою-то прогнал.
— Люди, люди добрые!
— А говорили, будто это от городского барина, что на дачу приехал.
— Никакой не барин! Михал Каня из Рапух, и все!
— Вот оно как бывает на свете…
Ройчиха выглянула за дверь и вдруг спохватилась.
— Господи Исусе, я сижу да сижу, а тут уж и вечер совсем. Надо домой бежать! Зоська, приходи же завтра лен полоть.
— Приду, только чуть попозже, как дома уберусь.
— Пусть хоть и попозже, только наверняка.
— Приду, приду, еще и Сташекову бабу прихвачу.
— Ну вот и хорошо, милая ты моя.
Она торопливо вышла, за ней Галинская и Юзефиха. Мгновение спустя из сада и от избы Галинских раздавалось:
— Катерина, иди-ка сюда, милая, что я тебе скажу-то!
— Казимирчиха, слышали?
— Зоська, что тебе Ройчиха говорила?
Шелестом, шорохом, шепотом понеслась новость по деревне. Бабы шептались по задворкам, под ивовыми плетнями поеденных червями садиков. Рты разевали от удивления, звонко всплескивали загрубевшими от работы руками.
— Боже милостивый!
— Батюшки!
— Люди, что делается!
Анна, ни о чем не зная, шла по дороге из Пыз, неся бережно завязанные в платочек четыре заработанных яйца. Неподалеку от избы Галинских она столкнулась с бабкой Плазяка, старой Агатой. Старушонка едва тащилась, подпираясь палкой. Скрюченная в дугу спина гнула ее к земле. На изборожденном тысячами морщин лице едва виднелись маленькие колючие глаза.
