— Рузю, говорят, замуж выдают. В город.
— Да ведь здесь она не выйдет — барыня. Ну, эта хоть работящая.
— Поест вдоволь, да так, что жир по бороде течет, вот сила и появится работать.
Они опять умолкли. Становилось все жарче. Золотой зной стоял над землей. Над верхушками сосен накаленный воздух дрожал мелкой дрожью. Игначиха сдвинула платок с редких седеющих волос.
— Ну и жара!
Они брели по песку, стараясь идти по обочине, поближе к придорожной канаве, чтобы хоть чуточку воспользоваться скудной тенью, отбрасываемой прозрачными, воздушными сосновыми ветвями.
Вдали над лесами уже виднелся тонкий шпиль на костеле. Немного ниже серебряным блеском отсвечивала крыша Остшеньского дворца.
— Недалеко уже, не реви, — успокаивала Ройчиха истекающего потом ребенка. Потихоньку всхлипывая, мальчуган едва тащился.
Позади глухо затарахтела телега. Они отошли еще дальше к краю дороги.
— Овсени. Вон как парадно выехали. Да что это их так много?
— Не видите, что Матусы подсели?
— Глядите, как Агнешка расселась, ровно курица на яйцах.
— А старика дома оставили.
— Еще бы! Кто же за ребенком смотреть будет?
— А одежа-то у него нешто есть, чтобы не стыдно было в костеле людям показаться?
— Ездить-то она на нем ездит, как на лысой кобыле, а одежонки какой не хочет справить! Оборван старик, аж глядеть жалко.
— Барыня на двадцати пяти моргах!
— Э, милая ты моя, уж по мне лучше мои три морга, чем все их барство! Так и жди, что их и вовсе с этой земли прогонят.
— Что вы говорите?
— А как же! Взносов в срок не платят, как же оно будет?
— Что поделаешь! Могли сидеть в деревне — так нет, угораздило их взять хутор! Мой говорил было Матусу, да куда там! Всякий только задним умом крепок…
— И в деревне не сладко.
— Ой, не сладко, не сладко! — подтвердили остальные.
— Глядите, вот и костел. И не заметили, как дошли.
— А одна идешь, так уж как далеко кажется!
Липовая аллея сворачивала к костелу, обходя стороной усадебные постройки. Среди зелени белели стены каменного, крытого гонтом костела.
Внутри уже было полно. Хромой пономарь зажигал свечи перед двумя маленькими боковыми алтарями. Главный алтарь, весь в цветах из графского сада, горел огнями. Скорбящая божья матерь сострадательно простирала узкие розовые ладони с большой картины, кругом обвешенной дарами верующих. Серебряные сердечки, четки из белых и голубых шариков сверкали в сиянии высоких свечей. Пахло ладаном.
Орган вдруг загремел и смолк. Вышел ксендз.
На господских скамьях сидели графиня Остшеньская с Зузой. Сквозь цветные стекла витражей полоска золотого света падала прямо на их лица. Старая графиня низко склонилась над молитвенником, Зуза, полуоткрыв рот, как зачарованная, смотрела на ксендза, бессознательными движениями губ повторяя его слова.
