Ранней осенью, когда земля затвердела, на окраине Кэнинымныма один за другим сели два самолёта. К ним подъехал трактор с большими санями.
Ребятишки бежали на аэродром и кричали:
— Голубых песцов привезли! Голубых песцов привезли!
Колхоз «Охотник» собирался разводить голубых песцов. На окраине селения выстроили пока один корпус для зверофермы.
Из самолёта вышел лётчик и спросил у встречающих:
— Кто будет принимать песцов?
— Заведующая зверофермой, — ответил председатель Каанто и позвал: — Анканау, иди сюда, твой груз прибыл.
Клетки с песцами погрузили на тракторные сани. Анканау ещё раз пересчитала их и открыла дверь в кабину трактора. За рычагами сидел Миша Носов. Он помог жене подняться и заботливо усадил рядом. Мотор взревел, кинув из-под гусеницы мёрзлые комья земли и потащил зверей на ферму.
Вспугнутые шумом мотора, с тундровых озёр поднялись стаи молодых уток и полетели на юг.
Много дней и ночей они будут лететь за тёплым днём, не зная усталости: ведь крылья у молодых птиц крепнут в полёте.
Белый туман заполнил ленинградские улицы. Он окутал громады домов, повис на проводах, залил парки и скверы. Фонари на Итальянском мостике над каналом Грибоедова сказочно мерцали в радужных ореолах.
Я прошёл мостик и по улице Ракова направился к Филармонии, возле тяжёлых парадных дверей которой издали угадывалась толпа жаждущих заполучить билет.
Слева от меня в заиндевелых деревьях парка Площади искусств в блестящей изморози стоял бронзовый Пушкин.
Такси, скрипя тормозами, высаживали на углу пассажиров и, весело мигая зелёными огоньками, огибали площадь перед Русским музеем и по улице Бродского мчались навстречу шуму Невского проспекта.
Я ещё не дошёл до угла, как меня стали окликать полные затаённой надежды голоса:
— Лишнего билетика нет?
Не было у меня лишнего билета. Тот, который у меня лежал в нагрудном кармане пиджака, достался мне нелегко: мне пришлось о нём беспокоиться вдали от Ленинграда ещё за две недели до объявленного концерта.
У самых дверей Филармонии натиск усилился — меня хватали за рукава, жарко шептали в ухо, вежливо осведомлялись:
— Нет ли лишнего билетика?
Услышав отрицательный ответ, люди с укоризной смотрели на меня, как будто я обязан был припасти билет и для них.
Я разделся и по лестнице поднялся на хоры левой стороны.
Подо мной гудел зал и слышался сдержанный, похожий на рокот далёкого океанского прибоя шум рассаживающихся людей. На просторной сцене стояли ещё пустые стулья, и в дальнем углу, прислоненные к стене, отдыхали контрабасы.
