Багровый снег | страница 107



На некоторое время повисло молчание. Тягаев немного успокоился, вернулся к столу, выпил полбокала вина и глубоко вздохнул.

– Я, в общем и целом, согласен с тобой, Пётр, – задумчиво протянул Кромин, постукивая пальцами по столу. – Наша вина велика. Перед Родиной, перед Богом… Но вины перед отрекшимся Государем я не чувствую.

– Вот как?

– Прости, но я полагаю, что отречение было предательством со стороны Императора. Во всяком случае, актом малодушия, которое непростительно для государственного мужа. Я всю жизнь служил Царю верой и правдой, но сейчас я сомневаюсь в том, что в России должна быть, во что бы то ни стало, возрождена монархия.

– Что ты говоришь! – возмутился Тягаев.

– Я говорю, что последние годы самодержавия ярко показали его упадок. Все эти Распутины, Вырубовы, Штюрмеры, Протопоповы и прочая дрянь довели Россию до революции! Великая трагедия в том состоит, что в столь тяжёлые для России годы, во главе её оказались неуравновешенная несчастная женщина, доведённая до нервного расстройства болезнью своего единственного сына, но при том наделённая сильной волей, и добрый, но слабый мужчина, подчинивший свою волю её.

– Я просил бы тебя, Боря, быть более корректным в выборе выражений. Я присягал Государю, а после не присягал никому, а потому не позволю отзываться о нём непочтительно, – холодно сказал Тягаев.

– Я сказал правду, Пётр. Верноподданнические чувства святы и прекрасны, но нельзя на реальность закрывать глаза. Вся эта министерская чехарда! Этот кружок Императрицы! Этот гнусный «старец»! Пётр, ты не можешь отрицать, что всё это нанесло колоссальный урон монархии. Больший, нежели все революционеры. Государь не умел выбирать себе окружения. Именно поэтому в критический момент с ним никого не оказалось рядом, все предали его и оставили. Это личное несчастье Императора, но главное, что это несчастье России. А этот гуманизм! Мягкость! Если бы он подавил всю эту шушеру твёрдой рукой, а не цацкался с ней!

– О, да! Я согласен! Слишком добр был Государь! Нужно было больше вешать! А он жалел своих подданных!

– Своих подданных лучше было пожалеть, когда их, как пушечное мясо бросали в атаки в обе войны, посылали на убой только потому, что Государю было неудобно сменить штабную, теплохладную заваль на более молодых, умелых и талантливых людей! Сколько жизней сгубили зазря? А ведь это система была! Везде! Множили бездарность повсеместно! Если и отправляли в отставку кого, так тотчас находили ему другое тёплое место! И всё это как ком росло! И доросло, наконец! А у Государя не хватало воли, чтобы разогнать всю эту камарилью и заменить её людьми грамотными и дельными. А ведь они были! Пусть и не так много, как хотелось бы, а были! Скажешь, что я неправ?