Тягаев нервно покусывал губу:
– Я не утверждаю, что всё было прекрасно и идеально. Были ошибки. И даже непростительные… Но Государь желал только блага своей стране и народу. И потом, Боря, как офицер и монархист, я не считаю допустимым обсуждение личности Императора, во-первых. Во-вторых, считаю величайшей подлостью то, как повели себя отдельные старшие начальники и деятели в истории с отречением. В-третьих, учитывая нынешнее положение Августейшей Семьи, опасность, которая ей угрожает, по нашему общему допущению, я считаю, что мы не имеем право судить Императора. У нас грехов больше… Наконец, дело не в личности Монарха, а в самой монархии. Никакого иного строя в России быть не может.
– Монархия не может существовать без личности. Я не против монархии, но я не вижу фигуры, которую можно было бы возвести на престол. Великий Князь Михаил отрёкся. Николай Николаевич тоже не проявил достаточного мужества, подчинился Временному правительству. Так кому же прикажешь присягнуть? Великому Князю Кириллу, щеголявшему красным бантом и предавшему своего Царя? Покажите мне личность, и я с готовностью присягну ей и буду служить, как пёс! А коль нет её, так все разговоры о монархии – это пока что лишь прекрасная мечта, идеал, к которому, быть может, стоит стремиться, но который реальности не должен заслонять. А реальность такова, что монархия пала! И я не считаю, что падение её есть и конец России! Россия больше монархии!
– Больше. Но, тем не менее, я никогда не отрекусь от своего Государя и останусь верным своей присяге. И я боюсь, что падение монархии есть событие, гораздо более страшное и гибельное для России, чем ты себе это представляешь…
Гардемарин нетрезво икнул, и продекламировал слегка заплетающимся языком:
– Настанет год, России чёрный год,
Когда царей корона упадёт;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь;
Когда детей, когда невинных жён
Низвергнутый не защитит закон;
Когда чума от смрадных, мёртвых тел
Начнёт бродить среди печальных сел,
Чтобы платком из хижин вызывать,
И станет глад сей бедный край терзать;
И зарево окрасит волны рек…
Лиза хлопнула в ладоши:
– Всё, господа, довольно! Не хватало ещё нам здесь перессориться! Вот, господин ротмистр уже устал от наших разговоров, – кивнула она на Гребенникова, мирно дремавшего, положив голову на стол.
– А я ведь предупреждал, что развезёт, – покачал головой Тягаев, поправляя съехавшее на бок пенсне. – И всё-таки…
