Таким образом, аналитики из Госдепартамента США в преддверии конференции довольно верно спрогнозировали позицию Москвы в отношении германского вопроса. Исключением стал лишь тот момент, что советский лидер не собирался, как они предполагали, полностью передавать Восточную Пруссию Польше. Напротив, Сталин поднял вопрос о возможности передачи СССР незамерзающих портов на Балтийском море, в частности Кенигсберга. Как Рузвельт, так и Черчилль проявили готовность учитывать интересы Советского Союза. В итоге германский вопрос (как это произошло и на Московской конференции министров иностранных дел) было решено отложить и передать на обсуждение Европейской консультативной комиссии.
Сталин изложил на конференции и некоторые другие вопросы, напрямую касавшиеся сфер интересов и безопасности СССР. Лидеры трех держав обсудили сложнейшую польскую проблему, включавшую будущее политическое устройство этого государства и прохождение его границ. Известно, что позиция советской стороны о необходимости восстановления советско-польской границы по состоянию на 1941 г. и получения Польшей территориальной компенсации за счет Германии не вызвала принципиальных возражений со стороны западных лидеров. Однако и Черчилль, и Рузвельт пытались побудить Сталина наладить отношения с польским эмигрантским правительством, что было неприемлемо в условиях враждебного отношения последнего к Москве. У. Леги подчеркивал, что во время Тегеранской конференции «проблема польских границ подробно не обсуждалась. После того как все в той или иной мере признали в качестве восточной границы Польши линию Керзона (Рузвельт, правда, конкретного согласия не дал), вопрос о западных границах остался нерешенным, хотя три руководителя в принципе согласились, что Польша должна получить часть германской территории как компенсацию за тот район, который должен был остаться у России…»>231
Основная дискуссия по польскому вопросу развернулась позднее – уже в период Ялтинской конференции. Но еще до встречи в Крыму в позициях сторон касательно будущего Польши стали возрастать элементы конфронтации, о чем будет сказано ниже.
30 ноября, в день, когда Рузвельт объявил Сталину о сроках открытия второго фронта, на конференции был поднят вопрос и свободного выхода СССР к «теплым морям». Инициатором обмена мнениями выступил не советский лидер, а британский премьер, считавший, что ранее Британия возражала против этого, но сейчас считает, что СССР должен получить доступ к «незамерзающим портам». Сталин согласился с этим, но добавил, что этот вопрос можно будет обсудить позже. Кроме того, по его мнению, надо было «пересмотреть вопрос и о режиме турецких проливов» – то есть выхода России из Черного моря. Далее речь зашла о Дальнем Востоке, и Сталин сказал, что не возражает против создания независимой Кореи и возвращения Формозы и Маньчжурии Китаю. Советский лидер подчеркнул, что СССР «заперт также и на Дальнем Востоке», так как важнейшие проливы там контролируют японцы. После этого в разговор вступил Рузвельт, заостривший внимание на своей идее свободных портов. «На Дальнем Востоке, – по его мнению, – таким портом мог бы быть Дайрен». На возражение Сталина, что этим возможно будет недоволен Китай, Рузвельт ответил, «что Китай с этим будет полностью согласен».
