Чудаки и зануды | страница 27
Трясогузка сидела за кафедрой. На носу — очки для дали, чтобы видеть всех, кто списывает. Глаза её шныряли из стороны в сторону, будто пара алчных пираний в аквариуме. Нам было велено отодвинуть парты подальше друг от друга. Слышался лишь тихий скрип перьев да шуршание тетрадок.
Я посмотрела на Исака. Он склонился над листом бумаги, ковыряя концом ручки в носу, — похоже, задание у него не получалось. Так ему и надо! С самого утра ни разу не взглянул в мою сторону. Подкатил к школе на красном джипе как раз ко второму звонку. Папаша у него такой же задавала, сидел за рулём и сигналил что есть мочи, чтобы все заметили, как они с Исаком красуются в своём джипе.
Одно ухо у Исака красное и распухшее, а губа вздулась почище, чем у меня. Не иначе, тот качок, хозяин джинсовой куртки, задал ему вчера как следует! Моё злобное сердце ликовало. Наконец-то он получил по заслугам!
Я уже закончила работу. Английский — мой любимый предмет. Никто меня не предупредил, что сегодня контрольная, но я и так справилась, выехала на старых знаниях, ещё из тех времён, когда была тихой прилежной девочкой.
А теперь у меня было время осмотреться.
На одной стене развешаны рисунки. Большинство — мазня: гитаристы, деревья, дома с дымящими трубами и развевающимися флагами. Водяной нарисовал мопед, Данне — зелёную змею, а Катти — девчонку с выпирающей грудью.
Лишь один рисунок отличался от прочих: белоснежный лебедь спускался на свинцово-серую воду, лапы уже касались поверхности, оставляя позади белый пенный след. Птица раскинула крылья, полные воздуха, а шею вытянула вперёд. Не знаю, отчего этот рисунок казался таким удивительным. Может, оттого, что кто-то сумел запечатлеть редкий миг: ещё секунда — и всё исчезнет. Лебедь — словно белый ангел на сером фоне, парящий меж серым небом и серым морем.
Присмотревшись, я прочла подпись в правом нижнем углу: Исак.
Едва я разобрала подпись, как кто-то толкнул меня в плечо. Исак. Лёгок на помине. Я обернулась, и он бросил мне на парту записку. Совсем, что ли, спятил? Думает, училка ослепла? Вот уж не ожидала от него такой дури! Рисовать-то умеет, а вот списывать — ни фига.
Глаза фрекен Эрлинг блеснули за стёклами очков. С удивительной для её стати прытью она метнулась к Исаку. Правая рука, словно топор мясника, опустилась на записку.
Учительница кипела от злости и уже не была похожа на сдобную булочку.
— Ну надо же, сидит и списывает прямо у меня перед носом! — прошипела она, вцепившись в Исака. — Как это прикажешь понимать?
