Мне стало его почти жалко. Не позавидуешь тому, на кого разозлится фрекен Эрлинг.
— Я не списывал, — тихо сказал Исак.
Хуже и придумать не мог! Ясно — пытается выкрутиться. Напрасно. Если попался, лучше сразу во всём признаться и притвориться, что раскаялся.
— Что? — прошипела учительница, и глаза её засверкали ещё яростнее. — Чего я совершенно не переношу, так это списывания и вранья. А ты, Исак, и списываешь, и врёшь. Стыдись!
— Чего мне стыдиться, если я не списывал, — упрямо твердил Исак.
Видали придурка! Он что, нарочно её злит? Зачем?
В классе воцарилась гробовая тишина. Ребята отложили ручки. Все, кроме Анны, которая по-прежнему корпела над тетрадкой. Мучительно медленно Трясогузка подняла записку и брезгливо помахала ею, словно грязным носовым платком.
— А это что? — спросила она. — Любовная записка?
— Нет.
— Тогда посмотрим, что тут написано, — заявила Трясогузка. — Может, сам прочтёшь?
— Читайте вы.
Фрекен Эрлинг развернула скомканный листок. Надо было мне схватить записку, едва она упала мне на парту, и сразу сжевать! Трясогузка стояла с запиской в руке, а мы ждали, что будет дальше.
— Извини, — произнесла она наконец бесцветным голосом. — Извини меня, Исак. Я погорячилась. Вот, послушайте, что здесь написано: «Нет, Симон, вонючая крыса, не стану я тебе подсказывать! Найди кого другого. Исак».
Я почувствовала, как внутри у меня что-то перевернулось. Хорош типчик! Получалось, это я списываю. Здорово он меня подставил! Разве теперь что докажешь! Нечего и пытаться! Меня трясло от злости, но вместе с тем я даже зауважала этого хитрюгу.
Трясогузка повернулась ко мне:
— Значит, на самом деле отчитывать надо было тебя. — Она схватила мою тетрадь, порвала на мелкие клочки и бросила их на пол. — Так мы поступаем со всеми, кто списывает, Симон, — объявила она. — Мы ещё поговорим с тобой на перемене.
Я оглянулась на Исака. Он ухмыльнулся весело, злорадно, от всего сердца. Отплатил. Теперь мы квиты!
— Что она сказала?
Мы сидели на берегу озера довольно далеко от школьного двора. С озера дул холодный ветер, и мы укрылись от него в старом полуразвалившемся сарае. Раньше здесь была лодочная станция, и по воскресеньям давали напрокат лодки, а в сарае хранили вёсла и всякие снасти. Пара вёсел всё ещё валялась здесь с тех пор.
Вдобавок Исак, Данне, Водяной, Стефан и Пепси натащили в сарай всякого барахла со свалки: колченогую раскладушку, журнальный столик, радиоприёмник, который Пепси, этот юный мастер золотые руки, починил, и мы теперь могли слушать бесконечные марши, прогнозы погоды, сигналы точного времени, передачи о сельском хозяйстве. Ещё тут были стулья, керосиновая лампа, железная печка и примус.
