— Тебе тянуть?
— Тебе.
— Тебе, Винцас. Черный — рассказываешь самую печальную историю, белый — самую веселую.
— Жутковато, Бронюс.
— А ты закрой глаза…
Винцас нашарил на ладони Бронюса два камешка.
— Тяни.
Открыв глаза, Винцас увидел в своей руке белый камешек. Бронюс замолк. По его лицу мелькнула тень.
— Начнем с веселенького, Винцас. Рассказывай, а я повешу уши на гвоздь внимания.
Бронюс растянулся на спине и стал глядеть на белое облако, медленно ползущее по небу.
— Когда о чем-нибудь условливаешься, никогда до конца не представляешь себе, что трудно будет выполнить уговор. Как теперь выбрать самый веселый день или час, или какой-нибудь случай? Из трех десятков лет?
— Есть из чего выбирать!.. Обещал.
— Да такого почти не было. Все перемешалось — и радости, и печали.
— Отберешь, Винцас.
— Все время думал, пока сюда ехал.
— А когда под койкой лежал, тоже думал?
— А как же! Думал…
— И я. А говоришь, трудно выбирать. Сам видишь, тот вечер мы почему-то оба выбрали.
— Дни юности — ярче. Погоди, сейчас расскажу.
— Рассказывай, Винцас.
— Хорошо, Бронюс. Только коротко.
— Конечно, новеллу, не роман же.
— Тот день был связан с одним происшествием, о котором ты, без сомнения, слышал. Было это уже давно. Со дня нашего расставания до него ближе, чем от сегодняшней встречи. Я был уже женат, у нас была пятилетняя дочка. Тебе-то, может, и не совсем понятна штатская жизнь, но поверь — перебивались с трудом, без своей квартиры, снимали комнату…
— В Вильнюсе?
— Ну да.
На пятый год нашей совместной жизни у жены выпало свободное лето — умаялась она за эти годы — все ездила и ездила к своей матери, которая растила нашу дочурку.
— А кто твоя жена по профессии?
— Филолог.
Так вот: в то лето купила она путевку, не какую-нибудь шикарную, а обыкновенную туристическую — очень хотела съездить на юг, к Черному морю, там жила, выйдя замуж, одна девчонка с нашего курса, близкая подруга жены. Путешествие было коротким, я получил только одну открытку и потом телеграмму, в которой жена сообщала, каким рейсом прилетает. Ты меня с детства знаешь — я не слушком привязчив к людям, вся моя жизнь составлена как бы из пунктиров, но в тот раз, когда я пожил один, на меня накатил приступ доброты, я съездил на автобусе к матери жены, привез девочку, два дня мы с ней трудились, готовились к встрече мамы, курицу зажарили, соорудили салат — просто спятил я с этими приготовлениями… Накрыли бабушкиной скатертью стол, водрузили посредине бутылку шампанского и все прикрыли другой скатертью.
