С души свалился о-о-огромный булыжник.
3. Фиона Таммел. Турин, Королевство Италия, 8 января 1937 года
"Хорошо, что удалось уговорить Майкла уйти. Если бы он знал, как это невыносимо, когда ничего нельзя сделать и нужно только перетерпеть — день или два — и при этом рядом находится человек страстно желающий, но неспособный помочь.
Будь проклята расплата за женскую природу!"
Фиона тяжело повернулась, выпростала из-под одеяла руки и положила себе под спину вторую подушку. Ноющая боль внизу живота немного успокоилась и уже почти не отвлекала от мыслей. Сунувшийся было в номер с предложением доставить завтрак, коридорный пулей вылетел вон от окрика, которым вполне можно было заставить лошадь присесть на задние ноги.
"А нечего лезть туда, куда не просят! — злорадно подумала Фиона и, что характерно, не ощутила никаких угрызений совести, ушедшей по случаю болезни хозяйки в тень. — Пусть скажет спасибо, что ничем не запустила в ночной горшок, заменяющий ему голову!"
Конечно, она могла попробовать добраться до маленького кожаного несессера, лежавшего на дне чемодана, и достать коробку с болеутоляющими порошками, но сделать эти шесть шагов представлялось сейчас чем-то из разряда подвигов Геракла — таким же эпичным и непосильным для слабой женщины.
"Слабой? Чёрта с два! — чертыхнувшись, Фиона с удивлением отметила, что если раньше она себе даже и в мыслях не позволяла поминать всуе врага рода человеческого, то теперь вполне могла произнести это вслух. — Интересно, неужели я настолько изменилась за такое короткое время?"
Из своенравной провинциальной аристократки, "маленькой леди Фи", лишь слегка цивилизованной учёбой в пансионе и нечастыми выходами "в свет" — а на этот счёт Фиона не питала никаких иллюзий — постепенно формировался совершенной новый образ. Удивительный, притягательный, но чаще — непонятный. Самой себе непонятный.
Не замечая, — Фиона училась "дышать в такт" с мужчиной, ставшим за какие-то полгода самым дорогим, родным, единственным… Училась понимать каждое движение глаз, губ. Читать морщинки на лбу и вокруг рта, что складывались у Майкла, когда он "уходил", — отстранялся, и от неё, и от окружающего мира. — и появлялся человек "не от мира сего", и это ее беспокоило. Постепенно приходило осознание, что она — не самая плохая ученица.
Бросившись с головой по первому зову "милого Майкла" в новую жизнь, она порой оглядывалась и понимала, что в иных обстоятельствах, с другим человеком — пусть даже близким и любимым — её жизнь не изменилась бы столь радикально.
